
Онлайн книга «Вурди»
Нелюдим с трудом разлепил смерзшиеся веки. Какое-то время ничего не видел, ослепленный ярким дневным светом. Лишь тупо вертел непослушной головой, пытаясь понять, откуда взялось в этой самой голове такое невообразимое количество человеческих голосов. — Глазюки-то глянь, как выкатил, — говорил один из них. Женский. — Совсем одурел, окаянный. — Горяченького бы ему, а? — И то верно. Тащил бы ты его поскорей. — Да и нам уж пора. Пойдем, что ли. Тисс девчонку поймал. Говорит, дикая совсем. Вроде как рычит, а по-человечьи, значит, не понимает. Между прочим, вроде как у ихнего ж дома и поймал. — Ай-иного, что ли? — Лай дернул было вязанку, но вновь остановился. — Неужто и впрямь?.. — Точно говорю — рычит. — Тсс! Услышит ведь. — Ему-то что? — А кто его знает? Ты это… Потом приходи. У Тисса она. — Лай? — в который раз пробормотал нелюдим. 2 Едва войдя в избу, Ай-я почувствовала неладное. Аринка плакала. Райнус насупившись сидел на полу. Сосредоточенно рассматривал собственную руку — будто впервые видел ее. — Вот! — Он зло показал ей большой кровавый подтек и след от укуса еще прежде, чем Ай-я успела испугаться… Спросить… — Что это? — Она торопливо сбросила шерстяной платок, бросилась было к сыну. Но тут же остановилась… — Она, — мальчик кивнул туда, где еще недавно был привязан маленький человеческий звереныш, — я к ней, а она… — Укусила? — Нет, мама, не так. Сначала перегрызла веревку. Ночью. Когда я спал. А потом проснулся, вижу — она уж у двери, вроде как и крючок уж откинула почти. Глупая, а ведь знает, как открыть. — Райнус, ты о чем? — Ну, жила она у кого-то уже. Раз крючок-то… — Больно? — Не дослушав сына, Ай-я поспешила к полкам с кухонной утварью. — Больно? — повторила она. — Нет. — Аринка, прекрати! — Она уже давно так плачет, мам. — А ты не ябедничай. Ишь расселся! — Мам, а зачем ты ее… Ну, оставила? Привязала еще? Потому что она на папу похожа, да? — Поговори у меня! — Я же вижу, — обиженно сказал мальчик. — Сейчас смажу, — сказала Ай-я, достав с полки нужный настой. — Уф! — Ее немного покачивало — старухино зелье давало себя знать. — Сам бы мог смазать… — Мам… — Что «мам»? — Я ее пытался задержать. Схватил за руку. — Ты? Ее? — Я. А она… Ну, страшно ведь… Рычит. Ты ведь сама про вурди рассказывала. Только ты не страшно. А Дрон страшно. Ну, что если вурди человека почует… Я и подумал… А она повернулась — хвать! Надо было за волосы, да? Они длинные. Я вот отскочить не успел… Она и открыла… А я испугался… Я — не охотник, да? — Охотник. — Ай-я попыталась улыбнуться. — Присмотри за Аринкой. Я сейчас. — Ты ее пойдешь искать? — Райнус! — Мам, а папка правда на охоте пропал? Он вернется? — Вернется. — Но ты ведь ему не скажешь, да? 3 Сначала он увидел небо. Синее. Безоблачное. Хотя снежинки все равно кружились перед носом, они возникали из ничего, таяли в его теплом дыхании, мелкой водяной пылью оседали на лоб, щеки, нос… Потом, чуть повернувшись («Смотри-ка! Шевелится! Обмороженный-то наш!»), да, чуть повернувшись, увидел острый конек крыши, серебристые ветви елей, знакомый флюгер на колодезной дуге, который приделывали они с Райнусом прошлым летом и который в дни осенних ветров оглашал Лесной поселок веселым безудержным треском… «Я дома», — подумал было с облегчением Гвирнус. Потом над ним склонилось не лицо — какое-то темное пятно, заслонившее небо. Чья-то рука поправила сбившуюся набок шапку. — Что ж ты, — сказал обладатель этой руки, — вишь, голова-то в снегу. — Я поправлял, — ответил голос Лая. — Эй! — Склонившийся над нелюдимом человек явно обращался к нему. Человек? Гвирнус удивленно моргнул. Разумеется, человек. Тогда почему ж, как давеча, с Лаем, мерещится ему… Вот. Опять. Смотревшие на него глаза казались неживыми. Они странно поблескивали. Круглые, чуть раскосые, немигающие… Уф! Да что там глаза! Кожа на лице и не кожа вовсе. Волос в бороде жесткий, серо-коричневый, да и борода-то какая-то странная, вроде как и не было ни у кого в Поселке такой бороды… Но все это ничто по сравнению с носом — странно вытянутым, черным, волчьим… Ну да, волчьим — Гвирнус рванулся изо всех сил, вспомнив, как еще недавно в лесу вспарывал поджарые звериные животы… — Р-р-р! — сказало «лицо», не разжимая рта, и глухо рассмеялось: — Страшно? Глаза наконец привыкли к свету, но легче от этого не стало — над охотником по-прежнему нависала клыкастая волчья морда… — Узнаешь? — Голос говорившего показался нелюдиму знакомым. — Сними. Обладатель маски хрюкнул: — Хороша? — Эх… Маска и впрямь была хороша. Нелюдим мотнул головой, чувствуя прихлынувшую к вискам кровь. Голова. Волчья. Пасть раскрыта. На клыках вроде красное что-то. Не иначе кровь. В старом Поселке что делали: выпотрошат как следует. Высушат. Промажут какой-нибудь гадостью, чтоб не воняло. Клыки вот так же подкрасят. Наденет этакую маску какой-нибудь дурак — и на улицу. Девок пугать. Только охотник — не девка. А за такие шутки и накостылять можно, тьфу! Почему это в старом? И в новом. «Нынче ж праздник, — вспомнил нелюдим, — солнцеворот». Маска тем временем исчезла. Но голос остался: — Да, здорово ему досталось. Вишь как заморгал… — Тебя бы так, — проворчал Лай. — Как? — задиристо отвечал все тот же голос. «Молодой, — внезапно подумал охотник, — уж не Тисс ли?» — Так, — ворчливо отбрехивался голос постарше. Лай. — Р-р-р, — будто дразня всех вокруг, заливался гортанным звуком Тисс. «Дурак», — беззлобно подумал охотник. И уснул. 4 — Открывай, соседка! Вот! Принес! Ай-я вздрогнула, торопливо поставила склянку с мазью на полку. Погладила стоявшего рядом Райнуса по вихрастой голове: — Поди открой. — Эй! Уснули там? Ай-я! — Да открыто! — услышала она донесшийся уже из сеней голос сына. |