Онлайн книга «Бог одержимых»
|
Я связался с рубкой и сообщил Капитану об окончании погрузки. Вернее, попытался сообщить: горло саднило. Я что-то сипел, и сам себя понимал через слово. Но Смош услышал. И понял. Палуба выровнялась, а нагрузка на ноги подсказала, что мы отчалили на орбиту. И вдруг стены дрогнули, а я пребольно ушибся, треснувшись задницей о палубу. Магнитные башмаки жёстко фиксировали стопы, а ускорение, с которым Смош уходил с орбиты, вдавливало меня в пол. Я и не думал сопротивляться. Лёг. Выпрямился. Но легче не стало: колени были подняты, их жгло огнём… Через мгновение я подумал, что это Смош нарочно меня плющит, за то, что мы мало золота приняли на борт. Я хотел ему крикнуть, сказать, что не виноват. Объём исчерпан. Он ведь сам рассчитывал ёмкость трюма. Больше не взять, — движок не потянет. Но потом мне стало всё равно: от перегрузки стало темно. Я ощутил вес глаз, а щёки вместе с ушами потянулись к затылку. Я испугался, что они вот-вот растекутся по полу. Но через мгновение меня занимало другое: вот уж не думал, что у меня такой тяжёлый язык: ускорение вколачивало его в глотку. Чтобы не задохнуться, я повернул голову и прижался к палубе щекой. Дышать стало легче, но поворачивать голову, наверное, не стоило. Пока затылок упирался в пол, я отличал "верх" от "низа". У меня даже были представления о том, что такое "лево" и "право". Теперь же ориентацию перекосило так, что я казался себе мухой, раздавленной на покатом потолке чердака. Держать колени ровно не получалось, тяжесть раздвигала их в стороны. Муха? Нет. Скорее цыплёнок… Цыплёнок табака. Здоровенный такой, плоский цыплёнок… Собственно, на этом всё и закончилось. Забытье оказало милость. Оно подарило тишину и покой… * * * В чувство меня привёл Роман. Конечно, Роман, не "тунгой" же называть своего спасителя! Он что-то давил у меня на лице, висках, массажировал грудь. Я поднял руку и ощупал уши, — на месте! — Встать сможешь? — спросил Смош. Они помогли мне подняться. Но идти я не мог. Ноги не двигались. Они будто вросли в палубу. — Он не отключил магниты, — проворчал Смош. Роман немедленно склонился к моим ботинкам. — Нас засекли, — неохотно признался Смош. — Пришлось спешить. Ты извини, Ян. Выбора не было… Кажется, я плохо соображал. Они отвели меня в каюту, и я сразу уснул. То ли устал, то ли Роман укол сделал. Не помню. А может, чудеса его мануальной терапии… В общем, что уснул — хорошо, плохо, что проснулся: стены по-прежнему хороводили с полом и всё норовили поменяться с потолком местами. На мгновение почудилось, что я оставил свой пост на погрузке. Даже сесть на койке не получилось, — свалился на ковёр. Лёг. Вытянулся и закрыл глаза. Стало легче. Стало легче настолько, что с закрытыми глазами удалось залезть в душевую и даже выбраться оттуда! Ступни болели, колени дрожали, и ныло всё тело, но я как-то справлялся. Так, лёжа на полу и крепко зажмурившись, я оделся в чистое. Потом чуть приоткрыл глаза и сразу расстроился: рабочая куртка серым комом валялась рядом с койкой. Что сняли — спасибо. Но разве можно так с вещами обращаться? Я поднял тяжёлую от пота куртку и тут же её уронил: руки не держали. От малейшего усилия острая боль била по запястьям, и пальцы разжимались сами по себе, против моей воли. Только обняв обеими руками рабочую одежду, я сумел отнести куртку и брюки в бытовку к стиральному автомату. Ориентировался я теперь вприглядку: на мир смотрел сквозь полуопущенные веки, не рискуя во всю ширь распахнуть глаза. После пяти минут передышки, я направился к трюму. Ботинки так и стояли неподалеку от дверей. Вот олухи! Это вместо того чтобы выключить магниты, они освободили захваты стоп и голенищ! Метрах в двух в сторонке валялась каска с прозрачным лицевым щитком. На полу и щитке — брызги крови. Никакого порядка! Как мог, я всё вычистил и протёр влажной тряпкой… Потому что бардак хуже смерти. Сперва Господь сотворил порядок, и только потом человека. Без веры в эту истину, человек уподобляется скотине, которая ест и гадит одновременно… Но о вере я вам потом расскажу. Сейчас мне уборку закончить надо. С минимальным числом падений. Я вернулся в бытовку и развесил выстиранную одежду в сушильно-гладильном шкафу. И только тогда побрёл в кают-компанию. За новостями. Смош с Романом обрадовались мне. Хлопали по плечам, ерошили волосы. Оказывается, они ничуть не обиделись за то, что я так мало загрузил. Я рассказал о проблемах с равновесием. — Нистагмус вестибулярис, — немедленно перешёл на родной язык Тунга. — Травма среднего уха. Нехрен было головой крутить при пятнадцати "же". Потерпи несколько дней. Пройдёт… — Руки болят, Тунга, — пожаловался я. — Запястья, локти, колени… В суставах будто песок засыпан. Но он даже не глянул: — Тендинит, эпикондилит… Постарайся два-три дня ничего не делать. Вот это успокоил! Как же это "ничего не делать"?! Потом они порадовали меня известием о крепком и здоровом сне нашего гостя. Как только выяснилось, что печь не работает, Тунга вкатал ювелиру какой-то гадости, Нич уснул и его прикрутили к койке. Так и спит, избавляя нас от необходимости что-то сочинять о целях и результатах экспедиции. Вторая новость была значительно хуже: за нами погнался сторожевик, но, поскольку никаких опознавателей у нас в корпусе не было, быстро отвязался. Возможно, посчитал ложной целью. Эх! Из всех целей люблю быть ложной… Но хуже всего было то, что из-за неработающей печи мы потеряли треть золота в объёме и столько же в чистоте породы. — Тридцать тонн… — пряча глаза, сказал Роман. — Тридцать?! — удивился я. — Трюм забит под завязку! — Я и говорю, — он покачал головой. — Треть трюма — пневмоуплотнители. А в самом золоте много примесей: платина, иридий. Наверное, в пене собралась тяжёлая фракция. Очень мало серебра и меди… — Платина, иридий? — недоверчиво переспросил я. — Они не могли быть в расплаве… — Это половина! — Смош кулаком ударил по столу. — Половина! Я убью его! Сказать по-правде, я сомневался, что Смош исполнит свою угрозу. От спонсоров предприятия мы как-нибудь отобьёмся. В крайнем случае, сделаем ещё одну ходку или две. А вот от Василисы не откупишься. Везёт же некоторым! Наверное, Капитан подумал о том же: — Этого даже наводчику не хватит… — сказал он. — А ещё нужно высадить деда и забрать Вита. Я подумал, что это глупо, но сдержался. А вот хмурый Роман молчать не стал: — Не понимаю. За каким чёртом мы с левым грузом пойдём на Трясунию? Деду всё равно, где мы его высадим. Пусть спасибо скажет, что из запоя вывели. И Виту без разницы: деньги у него есть. Лучше сбросить металл перекупщику, а потом к Виту… Он и не заметит, что мы на неделю опоздали. |