Онлайн книга «Бог одержимых»
|
— Крови? — удивляется Миха, и даже банку в сторону отставляет. — Аппарат для прослушивания, что у врачей на шее болтается, представляешь? — интересуется Ваван. — Для каждого прибора нужно два таких. Сами слухалки накладываем на виски, а выходы, что обычно в уши закладываются, подсоединяем к микрофонам и к усилителю низкой частоты. Сигналы с усилителя поступают на прерыватель питания лазера. Вот и вся модуляция. По стеклянному взгляду Влома я понимаю, что Ваван зря себе горло сушил. Ещё бы: Миха сроду не болел, а врачей видел только на освидетельствовании, перед заключением в СИЗО. — И чё? — Миха от растерянности даже икнул. — Всё! — пожимает плечами Ваван. — Ложишься рядом с прибором, прилаживаешь к вискам приёмники. Шумы от пульса модулируют луч лазера, который направляется на дно прибора Козырева на девять часов. — Утра или вечера? — интересуется Миха. Не хочется ему дураком выглядеть. Вот он и спрашивает. — А ты представь, что коромысло разноплечных весов стоит как стрелки часов — на шесть и двенадцать. А мы направляем отмодулированный вопросом луч лазера на девятку… — Почему на девятку? — никак не может врубиться в текст Миха. — Могли бы и на тройку поставить, — невозмутимо вмешиваюсь я. — Всё равно… Главное — посередине между нормальным положением коромысла и подальше от него. Миха в последний раз опускает руку в ведро и убеждается, что оно пустое. Он с укором косится на меня. А я показываю ему остатки от рыбы. Не люблю я раков. После них животом маюсь, и возни с ними много… — Ты это, — ворчит Миха. — Не тормози, Ваван. Чего дальше-то? — Всё, — с горечью признаётся Ваван. — Мы с Юлькой попробовали — работает. Только не разобрать, что она сказать нам хочет. — Стрелка-то поворачивается, — поясняет Юлька. — Причём по-разному, то одним грузиком, то другим. В смысле — контакт есть. Выходит, что иногда "да", иногда "нет" при одних и тех же физических условиях. А вот, о чём мы спрашивали, — не знаем… Тут уже я сам не выдерживаю: — Как это? И впрямь, чудно. Чтобы ответ был непонятен, — обычное дело, пивом запивать не надо. А вот чтобы не знал, чего сам спросил, такого со мной ещё не было… — Да просто всё, — вздыхает Ваван. — Ложишься рядом с прибором, закрываешь глаза, думаешь-думаешь. А лучше — спишь. Утром просыпаешься — стрелка на девяносто градусов от нормального положения ушла. Или в одну, или в другую сторону. То есть она отвечает или "да", или "нет", но о чём ты за ночь спросил — непонятно. Мало ли какие мысли были? Пробовали на бумажке записывать, а толку? Кто же знает, что там во сне делается… — И даже неясно где у стрелки "да", а где — "нет"… — Юлька поддакивает. Видно, до нас с Михой разом "дошло". Потому как, не сговариваясь, вместе на Вавана уставились. Вот идиот! Если бы Юлька со мной в сарае заперлась, уж я бы ей точно объяснил, что, таки "да". А "нет" — это для мамы с папой. Тут Миха возьми да и брякни: — Так это вы в сарае запирались, чтоб физикой заниматься? Юлька зацвела, опунцовела, кулачки сжимает. Ваван тоже смутился. Вижу, надо что-то умное спросить. И срочно. Иначе скоро нам не до опытов будет. — А кто отвечает? — спрашиваю. — Не стрелка же… Ну, эти двое помолчали ещё минуту для важности, а потом Ваван и сказанул: — Точка отвечает. — Пустая точка, — всё ещё хмуро, со злобинкой, уточняет Юлька. — Это и есть теория Козырева. Он её называл "причинной механикой". Только по мне, эту механику правильнее было бы назвать дискретной. Суть в том, что по этой теории существует мельчайшая точка пространства, которая настолько мала, что в ней, в этой точке, пространства уже нет. — А что есть? — спрашиваю. — Козырев полагал, что время. А мы, вот, думаем, что информация. Сдаётся нам, что в этой мельчайшей точке, в которой нет пространства, содержится вся информация о Вселенной. И если точку эту возбуждать, выводить из равновесия вопросом, то она, эта точка, для сохранения равновесия, начнёт генерировать встречные флуктуации, которые могут быть интерпретированы, как ответ… — Вот оно что… — глубокомысленно замечает Миха. Но Вавану не до шуток: — Мы точно знаем, что эта штука отвечает. Только фиг его знает, на какой вопрос… — Так бы сразу и сказал, — тяжело вздыхает Миха. Мне понятна его скорбь. Вместо того, чтобы наслаждаться жизнью после приёма пива, да под свежие раки, вставать и тащиться в такую даль… Но кайфоломы были безучастны к его сомнениям: — Пойдём, Миха. И ты давай с нами, Кела. У нас ведь два прибора… — Погодите-ка, — придерживаю учёный люд. — А мы-то вам, собственно, зачем? — Так ведь объяснили же, — застеснялся Ваван. — Мы пока только на себе пробовали: много мыслей, — не можем вспомнить, о чём спрашивали. Вот мы и подумали, что если вас поднапрячь, может, что-то прояснится… — Понятно, — говорю. — Придурки понадобились? У вас, значит, умников, мыслей по три вагона с тележкой. Ну, а мы с Михой — бестолочи: полторы извилины на двоих? Одна-две мыслишки в год проскакивают, да и те адресом ошиблись? — Нет-нет, — беспокоится Ваван. — Не так Кела. Просто нужны добровольцы… — Не парься, Заноза, — соображает Юлька. — Мы вам денег дадим. — О! — говорю я. — И сколько? — По чирику за ночь, идёт? — Десятка? — я изо всех сил презрительно заламываю бровь. "Как бы не сломалась, — думаю, — как-никак поутру с Васильковскими играть нужно". — Да мне вашей красненькой даже на "чернила" не хватит… — Полтинник! — веско уточняет Ваван. — Полтинник?! Миха даже подскакивает. Вот чёрт деревенский! Да эту парочку в два счёта до стольника поднять можно было. Но Миха уже ни о чём, кроме халявного полтинника, думать не может: — Да я ради науки… * * * Не обманули… Студенты не обманули, говорю. В сарае и вправду, будто лазарет: две лежанки, приборы-циферблатики, кнопочки-рукоятки. Освещение, калорифер у входа. Всё так чистенько, опрятненько… Да только хоть я академиев и не проходил, а цилиндр от кастрюли отличить сумею. Тем более, если кастрюль две и обе из набора тёти Евы. Ох, и визгу было! Когда дядя Василь, её бывший муж, с судовым исполнителем из гаража шестёрку выкатывали, и то не так орала, как месяца два назад истерила по причине пропажи своей утвари. Только испоганили студенты кастрюли: к боковым отверстиям штуцеры аргоночкой приварили, тройники накрутили — манометры с клапанами… Это, значит, они отсюда воздух откачивали. И про крышку стеклянную — правда. Через верх, там, где ручка пластиковая, ниточку внутрь опустили, герметиком замазюкали. А внутри — обычная вязальная спица и два свинцовых грузика на ней, на разных расстояниях от точки подвеса. |