Онлайн книга «Время нарушать запреты»
Парень смутился, помотал головой: – То вам спасибо, панна сотникова! Поеду, как бы не хватились… Он вновь поклонился – отдельно Хведиру-Теодору, отдельно Ярине – и шагнул в темноту. Сгинул. – Ну что, пан писарь сотенный? – Ярина глубоко вдохнула холодный воздух, улыбнулась Хведиру. – Вот и мы часу дождались! * * * Кони были плохи – еле шли по глубокому снегу. Всадники сидели кое-как в седлах, а порою и просто на попонах. Ярина обернулась, головой покачала – не войско! Хоть и стараются хлопцы. Сама девушка ехала впереди, рядом с верным Агметом. Не в первом ряду. Туда не пустили, напомнив, что место сотника – за дозорными, а еще лучше – сбоку, к середине ближе. Вот и довелось пристроиться за широкой спиной пана Рио. Тот сам вызвался первым ехать. Агмет заворчал, но гость, мягко улыбнувшись, напомнил, что у него все-таки два глаза. Пан Рио был не один. Слева грузно восседал широкоплечий Хостик-Хвостик, справа ерзал по седлу пан лекарь. Их Яринка и брать не хотела: один с раной недолеченной, другому на коне сидеть неладно. Но оба – и заризяка, и гулена – твердо заявили: куда пан Рио – туда и они. Так и переспорили. Когда все трое сели на коней, девушке внезапно почудилось, будто она уже где-то видела этих странных вояк. Не у хаты Гриня Кириченки, не в лесу – раньше. И только за Валками, когда отряд свернул в лес, сообразила. Ну конечно! Картинка-лубок, что в горнице отцовской висит! Давно уже висит, поблекла вся. Заходил как-то в Валки офеня из Московии, вот и продал. Да, картинка, друкованная, красками расцвеченная. На ней тоже три всадника-богатыря, в кольчугах, с мечами. Один руку ко лбу прикладывает, другой рукоять кладенца булатного сжимает… Ярина чуть не рассмеялась. И вправду! Пан Рио—Муромец, Хвостик—Добрыня да Крамольник—Попович! И кольчуги при них, и мечи. Только за плечами у пана Муромца – мушкет, а у пана Добрыни – шило да фузея. А так – и не отличить! Настроение сразу улучшилось. Да оно и не было плохим. Ей ли, сотниковой дочке, боя бояться? И народу достаточно, двадцать парней с ней едут, и шабли с ними, и рушницы, и даже гаковницу волокут. А главное, не вслепую едут. Спасибо чумаку, славный оказался хлопец! Одно тревожило. Уже перед тем как выступать, Хведир отвел Ярину в сторону и стал плести какую-то ахинею, что, мол, опасно, и Гриню верить до конца не стоит, и самой ей ехать ни к чему. А если и ехать, то всю сотню брать с ним, паном Теодором, в придачу. Девушка и слушать не стала. Если уж Гриню не верить, так и верить некому. А сотню брать не след. Во-первых, и сотни нет, всего восемь десятков, а во-вторых, Валки бросать нельзя. В Валках Хведиру и место – пусть в окуляры смотрит да лад блюдет. Поспорили. Поругались даже. С тем и уехала. Теперь, ясным днем, Хведировы страхи и вовсе казались ерундой. Вот лес проедут, а там и Калайденцы. Первым делом – разведку вперед, затем – к церкви… Сзади засмеялись, присвистнули. – Панна сотникова, а можно песню? Ярина улыбнулась – хорошо, что у хлопцев настрой боевой! – Давай! Вновь присвистнули, и молодой голос затянул – громко, задорно: Ехал козак за Дунай, Сказал: дивчина, прощай! Вы, коники вороненьки, Несить та гуляй! Песня была своя, валковская. Максим Климовский ее сложил, тот, что к Ярине сватался. Девушка лишь головой покачала – без царя в голове хлопец. А песня хороша, теперь ее всюду поют: и в Полтаве, и в Харькове. Постой, постой, козаче, Твоя дивчина плаче. Як ты меня покидаешь, Тильки подумай! Пели весело, в два десятка глоток, и девушке подумалось, что угадал гуляка-Максим. И сам он теперь за Дунаем, и батька ее, и браты Хведировы. И песня уже там… Белых ручек не ломай, Серых очек не стирай, Меня з войны со славою К себе ожидай. Девушка и сама не заметила, как подпевает. Это хорошо, когда перед боем поют! Поют – значит, не боятся… – Ханум! Резкий голос Агмета ударил, словно плетью. Ярина вздрогнула, обернулась. – Ханум-хозяйка! Гляди! Рука с камчой указывала куда-то вперед. Девушка привстала на стременах… И увидела встревоженное лицо Рио. – Госпожа Ирина! Надо остановиться… задержаться… И пан Рио туда же! Ярина вгляделась. Лес как лес, к самой дороге подступает, на опушке – ни следочка… Пан Рио пошептался с паном Хвостиком, вновь обернулся. – Мы проедем вперед. Хостик что-то почувствовал. Птицы… Птицы? Ярина удивилась, хотела переспросить… И тут ударили выстрелы. * * * …Сначала дрогнула земля. Затем – рванулась навстречу. Плечо больно ударилось о закаменевшую, припорошенную снегом грязь. Губы пронзило болью, рот сразу наполнился соленым, горячим… …А выстрелы все гремели, близко, совсем близко… – Ханум-хозяйка! Ханум! Агмет! Девушка приподняла голову – и застыла. Прямо на нее смотрели конские глаза. С болью и ужасом смотрели… – Ханум! Ярина наконец очнулась. Она лежит на дороге, конь – рядом, чуть дальше – чье-то тело в синем жупане… Сильные руки приподняли, оттащили в сторону, за придорожную канаву. – Лежи, ханум-хозяйка! Лежи! Лежать?! Девушка возмутилась, оттолкнула слугу… И замерла. Отряда не было. На дороге шевелилась страшная куча-мала – люди, лошади, рушницы. Трое, едва держась в седлах, неслись назад, к Валкам. …Выстрел… Еще один, еще. Тот, что скакал сзади, взмахнул руками… Еще не веря, не понимая до конца, она повернулась к Агмету – и ахнула. Татарин лежал на снегу, в сжатой руке – пистоля; шабля – рядом… – Госпожа Ирина! Госпожа Ирина! Пан Рио? Жив?! Свистнуло у виска. Девушка прижалась к холодной земле, затем приподнялась… …Мертвые кони… Чья-то поднятая рука. Пан Крамольник? А вот и Хвостик – с шилом в руке. Лицо не узнать, все в крови… – Госпожа Ирина! Пан Рио упал рядом, выставил вперед мушкет. – Я… Забыл, где воспламенитель!.. Кремень… Девушка мотнула головой, выхватила из его рук оружие… А из лесу уже выезжали. Победители. |