Онлайн книга «Экипаж "черного тюльпана"»
Открывая банку тушенки, Маничев поранил палец. Сунув его в рот, он сидел на табурете и наблюдал, как Чепига, ловко орудуя ножом, нарезал уже вторую буханку хлеба. Стрелка на стареньком пузатом будильнике подползала к девяти, когда пожаловал Фоменко. Капитан вошел не один, подталкивая в спину замешкавшегося у порога незнакомого, совсем молодого лейтенанта и приговаривая: — Не стесняйся. Тут все свои. Лейтенант долго и тщательно вытирал ноги о половичок, озираясь по сторонам, и наконец произнес: — Здравствуйте. — Ждорово, — промычал, посасывая порезанный палец, Маничев. — У нас еще один гость. — кивнул на незнакомого лейтенанта Чепига. — Не просто гость, — Фоменко, продолжая подталкивать лейтенанта перед собой, прошел к столу и, положив обе руки ему на плечи, резким толчком усадил на табурет. — Корреспондент окружной газеты, про мою роту будет писать, — гордо добавил он. — Правильно! — сказал Чепига. — Давно пора. Корреспондент смущенно привстал. — Извините, я не представился. Лейтенант Средзакозовцев, Слава, — он попытался протянуть руку расположившемуся напротив Маничеву, но Фоменко, обхватив лейтенанта за плечи, вновь ловко усадил его. — Сиди! Сейчас выпьем по первой, потом по второй… Там сразу со всеми и познакомишься. Ротный устроился за столом рядом с корреспондентом и нетерпеливо потер руки. — Ну что, мужики, пора начинать? — Рокфеллера ждать не будем? — вынув палец изо рта, поинтересовался Маничев. — Он может в штабе и до утра просидеть, — поддержал Чепига Фому. — Потом догонит. Начальник строевой части сел вместе со всеми за стол, аккуратно разлил содержимое одной из бутылок по кружкам и провозгласил: — С возвращением! Полковые со знанием дела сделали выдох и припали к кружкам. Быстро опорожнив их, потянулись к закуске. Корреспондент замешкался и выпил позже. Он едва не задохнулся и, выпучив глаза, громко закашлял. Фоменко от души треснул его кулаком по спине. — Привыкай, чистый спирт. — Ничего другого не держим, — вставил, отчаянно хрумкая огурцом, Маничев. Ошалевший Средзакозовцев открыл рот и высунул розовый, как поросячье ухо, язык. — Спирт? Первый раз пробую. — И поверь, не последний. — Едва прожевав, Чепига снова наполнил кружки. — Ну что, по второй? — Давай, — согласился Фоменко и протянул Средзакозовцеву кружку с водой. — Запивай, легче пойдет. — Суровые у вас нравы, товарищ капитан, — корреспондент опасливо покосился на бутылку. — Если так пойдет и дальше, я, пожалуй, окажусь под столом. — Поднимем, — успокоил его Маничев. Кружки опустошили повторно. Средзакозовцев, передернувшись от отвращения, тоже влил в себя теплую, пахнущую резиной жидкость. Подцепив ложкой прямо из консервной банки кусок тушенки, Фоменко проглотил его, почти не разжевывая, и махнул рукой. — Завтра опять на войну. Потери на Панджшере всегда большие… Чепига поморщился. — Нашел о чем говорить за столом. Лучше вспомни, что нам рассказывал командир полка. Там, у Ахмад-шаха в госпиталях, медсестры-француженки. По линии Красного Креста. Вдруг твоя рота госпиталь захватит? Фоменко собирался сказать что-то в ответ, но не успел. Дверь комнаты едва не слетела с петель, а на пороге вырос распахнувший ее ударом ноги Рокфеллер. Под мышкой начфин держал два объемистых свертка. В свертках булькало и хрустело. — Принимайте груз! — рявкнул он. — Уроню — пожалеете. Маничев с Чепигой кинулись спасать ношу. Отделавшись от свертков, начфин грузно плюхнулся на табурет и стал не без самодовольства наблюдать, как из свертка побольше Маничев вывалил на стол гору жареной рыбы, а из другого, поменьше, Чепига бережно извлек трехлитровую банку спирта. Наклонившись к самому уху Фомы, Рокфеллер шепнул: — Слышь, Валер, иду я сейчас мимо офицерской столовой, а навстречу — Тодоров. И башка у него — вся в крови… — Ты что?! — Не замечая меня, прет, как бык. Глаза стеклянные… Постоял я чуток, пока он к себе в модуль не зашел, развернулся — и прямым ходом в женский барак. Подумал, может, бабы чего знают. Корытов внимательно посмотрел другу в глаза. — Помнишь, ты перед «боевыми» на всю ночь уходил? Ну, к новенькой этой, официантке… Аней ее зовут. — Ну?! — Фоменко побледнел. — Короче, Тодоров ее сегодня в столовой хотел… Ну, ты понимаешь. Да куда там! Она его треснула черпаком по башке — и ходу… В модуле сейчас сидит, заперлась с перепугу в своей комнате, никого не впускает. — Рокфеллер перевел дух и добавил: — Валер, я не знаю, что у тебя там с ней… Но если у тебя серьезно, прямо сейчас туда беги, слышишь? Молодая, как бы чего с собой не сделала. Фоменко затаил дыхание. На его мгновенно вспотевшем лбу вздулась голубая вена — тугая, как тетива. Он глухо, как из-за стены, сказал: — Чего я туда побегу? Пусть побудет одна, успокоится… — Как знаешь, — пробормотал начфин и вдруг понял, что они с Фоменко уже давно говорят не шепотом, в комнате стоит гробовая тишина, а Чепига, Маничев и корреспондент жадно ловят каждое слово. — Как знаешь, — повторил начфин, обведя гостей растерянным взглядом. — Чего притихли? Чего не наливаешь, Витя? Чепига с готовностью потянулся за бутылкой, а уже изрядно захмелевший Маничев, слышавший, как видно, добрую часть разговора, протянул: — Значит, Анька-официантка Тодорову башку расшибла? Так ему и надо. Все от жизни торопится взять. Если какая новенькая в полку, ни за что не пропустит. Бабу только жалко. Командир ей такого не простит, на этой же неделе вышвырнет обратно в Союз. — Заткнись, — тихо, но внятно сказал Корытов, но, увидев, как вытянулось от обиды лицо Маничева, спохватился и примирительно добавил: — Думай, что говоришь, Саня. Вон, корреспондент рядом. Напишет про наш полк невесть что… — Нет-нет, ничего плохого я писать не собираюсь, — шумно заверил его Средзакозовцев. Его, как и следовало ожидать, развезло раньше всех. Длинный чуб лейтенанта свесился и прикрыл правый глаз. — Вот потому-то все наши газеты и врут, — ехидно процедил Маничев. — С твоей «Окопной правдой» только в сортир ходить. — Во-первых, не «Окопная правда», а «Фрунзевец». — Средзакозовцев поправил волосы. — А во-вторых… Нельзя писать обо всем, понимаешь? Чтобы молодым ребятам было не страшно сюда ехать. Чтобы их матери были спокойны… — Чтобы их сыновей убивали, а они были спокойны? Да ты хоть раз видел — там, в Союзе, — как в чей-нибудь дом привозили цинковый гроб? Ты хоть это-то видел? |