
Онлайн книга «Видоизмененный углерод»
![]() — Все зависит от искусственного интеллекта. У вас есть его характеристики? — Не при себе. Элиотт протянула мне оболочку с вирусом. — В таком случае я пока что не могу дать вам ответ, так? — Я надеялся услышать от вас именно это, — удовлетворенно произнес я, убирая цилиндр в карман. — Как вы себя чувствуете в новой оболочке? — Ничего. А почему вы не смогли вернуть меня в мою собственную? В ней я бы смогла гораздо быстрее… — Знаю. К несчастью, не все в моих руках. Вам сказали, сколько времени вы провели на хранении? — Кажется, кто-то сказал, четыре года. — Четыре с половиной, — уточнил я, взглянув на документы об освобождении, на которых поставил свою подпись. — К сожалению, за это время ваша оболочка успела кому-то приглянуться, и её выкупили. — О. Элиотт умолкла. Шок, который человек испытывает, впервые пробуждаясь в чужом теле, ничто в сравнении с бессильной яростью, вызванной осознанием того, что в его собственном теле сейчас разгуливает кто-то другой. Это сродни обнаружению супружеской измены, к которой примешивается изнасилование. И как в обоих этих случаях, самым страшным является ощущение собственного бессилия. К случившемуся просто надо привыкнуть. Молчание затягивалось. Посмотрев на застывший профиль Ирены Элиотт, я кашлянул. — Вы точно хотите этого прямо сейчас? Я имею в виду, заехать домой? Она даже не потрудилась повернуться ко мне. — Да, хочу. У меня дочь и муж, с которыми я не виделась почти пять лет. И вы полагаете, что это, — она указала на себя рукой, — может меня остановить? — Нет. Впереди на темной полоске берега показались огни Эмбера, и лимузин начал спускаться. Я краем глаза следил за Элиотт, отмечая нарастающую тревогу. Прикусив нижнюю губу зубами нового тела, Ирена, шумно дыша, беспокойно терла ладонями колени. — Они знают о моем освобождении? — наконец спросила она. — Нет, — коротко ответил я, не желая вдаваться в подробности. — Компания «Джэк-Сол» заключила контракт с вами. К вашей семье это не имеет никакого отношения. — Но вы устроили нашу встречу. Почему? — У меня слабость устраивать встречи родственников. Я уставился на темную тушу севшего на мель авианосца. Мы молча приземлились. Автолимузин накренился, вливаясь в потоки местных транспортных систем, и наконец коснулся земли в паре сотен метров к северу от связного центра Элиотта. Мы мягко прокатились по набережной под огромными голографическими плакатами Анчаны Саломао и остановились напротив узкого подъезда. Неисправный монитор исчез, и дверь была закрыта, но сквозь стеклянные стены конторы, расположенной в задней части здания, пробивался свет. Выйдя из лимузина, мы пересекли улицу. Как выяснилось, дверь была не просто закрыта, но заперта. Ирена Элиотт нетерпеливо забарабанила по ней бронзовой ладонью, и в конторе кто-то лениво зашевелился. Через некоторое время в мутном стекле показался силуэт Виктора Элиотта, прошедшего через центр связи к входной двери. Его седые волосы были взъерошены, лицо опухло от сна. Он уставился на нас рассеянным взглядом, который мне приходилось встречать у компьютерных крыс, слишком много времени проводящих в сетях связи. — Какого черта… — Виктор Элиотт осекся, узнав меня. — Что тебе надо, кузнечик, твою мать? А это кто? — Вик? — Новое горло Ирены Элиотт было стиснуто на девять десятых. — Вик, это я. Мгновение взгляд Элиотта метался между моим лицом и изящным лицом женщины-азиатки рядом, затем сказанное налетело на него тяжелым грузовиком. Он вздрогнул, словно от физического удара. — Ирена? — Да, это я, — хрипло прошептала она. У неё по щекам текли слезы. Какое-то мгновение супруги смотрели друг на друга сквозь стекло. Затем Виктор Элиотт завозился с запорным устройством двери, навалился на жалюзи, отодвигая их, и наконец женщина с бронзовой кожей упала через порог в его объятия. Он стиснул её с такой силой, что я испугался за кости новой оболочки Ирены. Моё внимание вдруг привлекли уличные фонари на набережной. В конце концов Ирена Элиотт вспомнила про меня. Оторвавшись от мужа, она обернулась, размазывая слезы по лицу тыльной стороной руки. — Вы не могли бы… — О чём речь, — спокойно произнес я. — Я буду ждать вас в лимузине. Увидимся завтра утром. Перехватив недоуменный взгляд Виктора Элиотта, покорно заходящего следом за женой в офис, я дружелюбно кивнул ему и, развернувшись, направился к стоящему напротив лимузину. У меня за спиной захлопнулась дверь. Пошарив в карманах, я нашел смятую пачку сигарет, оставленную Ортегой. Пройдя мимо лимузина к чугунному ограждению, я зажег согнутую и расплющенную белую палочку и, втянув в легкие табачный дым, в кои-то веки не почувствовал, что кого-то предаю. Внизу на песчаный берег призрачными полосками накатывался прибой. Облокотившись на ограждение, я слушал белый шум разбивающихся волн, гадая, как мне удается ощущать такое умиротворение, когда стоит ещё столько неразрешенных проблем. Ортега так и не вернулась. Кадмии все ещё на свободе. Сара по-прежнему остается в заложниках. Кавахара по-прежнему держит меня за яйца, а я так и не узнал, почему Банкрофта убили. И несмотря ни на что в моей душе нашлось место для спокойствия. Бери то, что тебе предлагают, и иногда этого должно быть достаточно. Мой взгляд скользнул за волнорезы. Чёрный и таинственный океан вдали плавно сливался с ночным небом. Даже массивный остов «Поборника свободной торговли» различался с трудом. Я представил себе Мери-Лу Хинчли, летящую навстречу страшному удару о неподатливую поверхность воды, а затем, уже переломанную, погружающуюся на дно, где её ждут морские хищники. Как долго провела она в морских глубинах, прежде чем течения вынесли на берег то, что от неё осталось? Как долго её удерживал мрак? Мои мысли бесцельно скакали на мягкой подушке смутного ощущения полного покоя. Я видел древний телескоп Банкрофта, направленный в небеса на крохотные светящиеся точки, на первые неуверенные шаги Земли за пределы Солнечной системы. Хрупкие ковчеги, несущие сохраненную в оцифрованном виде память миллионов первопроходцев и замороженные эмбрионы, которым, возможно, будет суждено загрузиться на далеких мирах — если окажется, что загадочные карты марсианских астрографов истолкованы правильно. В противном же случае они будут блуждать вечно, потому что по большей части вселенная — это ночь и чёрный океан. Успокоенный подобными размышлениями, я оторвался от ограждения и взглянул на голографическое лицо над головой. Эта ночь безраздельно принадлежала Анчане Саломас. Её призрачный лик взирал через равные промежутки на пустынную набережную. Сочувствующий, но отрешенный. Глядя на эти спокойные черты, я понимал, почему Элизабет Элиотт так хотелось достичь подобных высот. Я сам многое бы отдал за такую невозмутимую сдержанность. Я перевел взгляд на окна жилых помещений над заведением Элиотта. Там горел свет, и я увидел в одном окне силуэт обнаженной женщины. Вздохнув, я бросил окурок в сточную канаву и отправился искать убежище в лимузине. Пусть бдение продолжит Анчана Саломас. Пощелкав наугад каналами на панели развлечений, я задремал под усыпляющий бессмысленный хоровод образов и звуков. Ночь сомкнулась вокруг машины холодным туманом, и меня охватило смутное ощущение, будто я уношусь от огней дома Элиотта далеко в открытое море, где нет ничего до самого горизонта и где зарождается шторм… |