Онлайн книга «Видоизмененный углерод»
— Система наблюдения отслеживает всех, заходящих в центр? — Естественно, — холодно подтвердил Найман. — В тот день, когда Банкрофт ездил в Осаку, здесь было много народу? — Не больше чем обычно. Мистер Ковач, полиция уже просмотрела записи. Честное слово, я не вижу смысла… — Будьте добры, уважьте мою прихоть, — произнес я, не глядя на него. Прозвучавшие в моем голосе интонации чрезвычайных посланников остановили Наймана как щелкнувший рубильник. Два часа спустя я смотрел в иллюминатор другого автотакси, оторвавшегося от взлетно-посадочной площадки «Алькатраса» и поднявшегося над заливом. — Вы нашли то, что искали? Я посмотрел на Оуму Прескотт, гадая — ощущает ли она переполняющее меня отчаяние? Мне казалось, я научился сдерживать внешние проявления чувств своей новой оболочки. Однако мне доводилось слышать о том, что адвокаты вживляют себе тончайшие датчики, регистрирующие малейшие изменения характеристик человеческого сознания. (Это позволяет определить состояние свидетеля, дающего показания в суде.) И здесь, на Земле, я бы не удивился, узнав, что в прекрасную чёрную голову Оуму Прескотт вставлен полный набор инфракрасных и ультразвуковых сенсоров анализа тела и речи. В четверг, шестнадцатого августа, в склепе Банкрофтов подозрительного было не больше, чем во вторник днём на рынке Мисимы. В восемь часов утра Банкрофт пришел в сопровождении двух работников центра, разделся и забрался в подготовленный резервуар. Сотрудники удалились с его одеждой. Через четырнадцать часов из соседнего резервуара вылез сменный клон, покрытый гелем, взял полотенце у другого сотрудника и зашел в душ. За это время не было произнесено ничего, кроме пустых любезностей. И всё. Я пожал плечами. — Не знаю. Я ещё не могу точно сказать, что именно ищу. Прескотт зевнула. — «Полная абсорбция», да? — Вы совершенно правы. — Я пристально посмотрел на неё. — Вы знакомы с Корпусом чрезвычайных посланников? — Немного. Я занималась системой судопроизводства ООН. Нахваталась терминологии. И что вы уже успели абсорбировать? — Только то, что очень много дыма поднимается там, где, по словам властей, нет никакого огня. Вам приходилось встречаться с лейтенантом полиции, ведущей это дело? — С Кристиной Ортегой? Разумеется. Вряд ли я когда-нибудь её забуду. Мы целую неделю каждый день до хрипоты орали друг на друга. — И какие у вас впечатления? — Относительно Ортеги? — Похоже, Прескотт была удивлена. — Насколько я могу судить, она хороший полицейский. У неё репутация очень крутого человека. Отдел по расследованию нанесения органических повреждений — самые твёрдые ребята в полиции, так что заслужить подобную репутацию весьма непросто. Ортега вела расследование достаточно профессионально. — Вот только Банкрофту это не понравилось. Пауза. Прескотт осторожно посмотрела на меня. — Я сказала профессионально. Я не говорила, что она действовала настойчиво. Ортега сделала свое дело, но… — Но она терпеть не может мафов, так? Снова пауза. — А вы любите слушать сплетни, мистер Ковач. — Да нет, просто нахватался терминологии, — скромно ответил я. — Как вы полагаете, Ортега закрыла бы дело, если бы Банкрофт не был мафом? Прескотт задумалась. — Это довольно распространенное предубеждение, — медленно произнесла она. — Но, по-моему, Ортега закрыла дело не из-за этого. На мой взгляд, она пришла к выводу, что её труды принесут очень небольшую пользу. В департаменте полиции система продвижения по службе частично зависит от числа расследованных дел. В данном случае быстрым завершением и не пахло, мистер Банкрофт остался жив, поэтому… — Лейтенант Ортега нашла себе другое занятие, так? — Да, что-то в этом духе. Некоторое время я снова смотрел в окно. Такси летело над крышами стройных многоэтажных зданий, разделенных ущельями, забитыми потоками транспорта. Я чувствовал, как во мне вскипает старая ярость, не имеющая никакого отношения к нынешним проблемам. Что-то накопившееся за годы, проведенные в Корпусе чрезвычайных посланников, эмоциональный хлам, который перестаешь видеть, когда он слоем ила оседает на дне души. Вирджиния Видаура, Джимми де Сото, умирающий у меня на руках на Инненине, Сара… С какой стороны ни посмотри, сплошные неудачи. Я решительно оборвал подобные мысли. Шрам над глазом нестерпимо чесался, кончики пальцев зудели от никотинового голода. Я почесал шрам. Но не потянулся за сигаретами, лежащими в кармане. Сегодня утром в какой-то момент я решил бросить курить. Внезапно мне пришла в голову одна мысль. — Прескотт, это вы выбрали для меня эту оболочку, так? — Прошу прощения? — Она изучала какие-то данные, проецируемые на сетчатку глаза, и ей потребовалось некоторое время, чтобы сосредоточить взгляд. — Что вы сказали? — Оболочка. Её выбрали вы, да? Прескотт нахмурилась. — Нет. Насколько мне известно, отбор производил лично мистер Банкрофт. Мы только подготовили несколько кандидатур в соответствии с его требованиями. — Нет, Банкрофт сказал, что этим делом занимались адвокаты. Он выразился категорично. — О! — Хмурое выражение слетело с её лица, сменившись бледной улыбкой. — На мистера Банкрофта работает много адвокатов. Возможно, это распоряжение проходило через другую контору. А что? Я неопределенно хмыкнул. — Да так, ничего. Тот, кому принадлежало это тело, был заядлым курильщиком. А я не курю. Это причиняет большие мучения. Улыбка на лице Прескотт окрепла. — Вы намерены бросить курить? — Если у меня будет время. По соглашению с Банкрофтом, если я раскрою покушение, мне предоставят любую оболочку, сколько бы она ни стоила. Так что по большому счету наплевать на нынешние привычки. Просто очень мерзко просыпаться по утрам со ртом, полным дерьма. — Вы полагаете, у вас получится? — Бросить курить? — Нет. Раскрыть покушение. Я невозмутимо посмотрел ей в глаза. — У меня нет выбора, советник. Вы читали условия соглашения? — Да. Это я их составляла. Прескотт так же невозмутимо выдержала мой взгляд. Но в глубине её глаз я разглядел следы смущения. Это и не позволило мне прямо в такси одним хорошим ударом вбить ей переносицу в мозг. — Что ж, хорошо, хорошо, — пробормотал я, отворачиваясь к окну. …И ЗАСУНУ СВОЙ КУЛАК ТВОЕЙ ЖЕНЕ ВО ВЛАГАЛИЩЕ ПРЯМО У ТЕБЯ НА ГЛАЗАХ, ДОЛБАНЫЙ МАФ, МАТЬ ТВОЮ, ТЫ НЕ СМОЖЕШЬ… Сняв шлемофон, я заморгал. Текст сопровождался неумелыми, но очень выразительными рисунками и инфразвуковым гулом, от которого у меня загудела голова. Прескотт, сидевшая за столом напротив, посмотрела с сочувствием и понимающе. |