
Онлайн книга «Рок-н-ролл под Кремлем»
Евсеев поднялся, положил папку на конторку и расписался в девственно-чистом бланке ознакомлений, который прапорщик приклеил к твердой обложке. За тридцать лет он первым заинтересовался делом Кертиса Вульфа. Но далеко не последним… – Не прячьте далеко это дело, мы его завтра заберем. Прапорщик пожал плечами: – Приносите запрос и забирайте. У нас они все на своих местах. Евсеев вдруг подумал, что если бы на плечах прапорщика были другие погоны: генеральские, с шитыми золотом большими звездами, то он бы казался очень молодым. Все относительно… – До свидания, – сказал лейтенант. Интересный парень, вслед ему подумал прапор. Чего только не приходилось видеть за годы службы. Но таких вот улыбок в пыльном и скучном архиве – никогда не встречал. А Юра Евсеев шел по длинному полутемному коридору медленно, разболтанной походочкой и думал о том, что за эти три месяца, что он познакомился с Александрой, они виделись всего раз десять. И это совершенно противоестественно. Потому что он хотел видеть ее каждый день. Каждый час. Ему нравилось в ней все: ее раскованность, ее жадный интерес ко всему на свете, ее одежда – небогатая, но всегда элегантная и необычная, не «содранная» со страниц модных журналов… Александра, как оказалось, – художник, только что окончила Строгановку. Когда Юра еще там, в микроавтобусе, предложил встретиться завтра, в воскресенье, Александра не стала ломаться, сразу согласилась и предложила пойти на выставку французских живописцев. Потом немного смутилась: если тебе, конечно, интересно… Еще бы! Ему было интересно все! Она пришла в светло-сером жакете до колен, из-под которого каким-то необычным веером выбивалась ярко-фиолетовая юбка. – Нормально? – озорно спросила она, еще издали заметив его восхищенный взгляд. – Не то слово! – ответил он. И кивнул на вьющийся вокруг колен веер: – Здорово! – Я сама сшила! – похвасталась Александра. – Это просто! Я придумала! Не стала подшивать, как обычно, а – оверлоком, два раза! – Тебе надо в модельеры пойти, – сказал Юра. При всей своей эрудиции он, к сожалению, не знал точного значения слова «оверлок». – Ни за что! – парировала она. – Чтобы все ходили с такими подолами? – Увидят – и «сдерут»! – так же весело ответил Юра. – Пусть сначала допрут, как это сделать! И они рассмеялись, и как-то так получилось, что он обнял ее прямо тут, на тротуаре. И испытал невероятную нежность. Впервые в своей жизни – не интерес типа «что, где, когда», а – нежность, и неожиданный острый укол в сознании: с кем она была до него? Была? Не была? В галерее Александра вдруг отобрала у него карточку с наименованиями картин и фамилиями художников, которую вручили смотрительницы на входе. – Тест! – сказала она. Юра усмехнулся без особого энтузиазма. Но согласился. Дело в том, что при первом обмене информацией «кто есть кто» он, естественно, не сказал всей правды. Сказал первое, что пришло в голову, – работает в архиве. Это было полуправдой, ибо в архиве приходилось бывать часто: молодого посылали на нудную работу все, кому не лень. Что ж, Шурочка решила, что работник архива должен хоть как-то разбираться в живописи. – Ну-у… – говорила она, глядя на пейзажи и натюрморты, – это слишком просто… А это вообще… Даже ходила она не так, как все. Она была почти одного роста с Евсеевым на высоких каблуках (десять сантиметров как минимум), но никаких подсогнутых коленей, никаких усилий, идет легко, как в тапочках. – А вот! Угадай, что это? Она подвела его к картине. «Хорошо еще, что фамилию художника не спрашивает», – подумал Юра и погрузился в созерцание. Ровный светло-голубой фон. По нему черточки, резко черные, будто сделанные рейсфедером. Длинные, покороче, снова длинные. Юра вгляделся: они, эти черточки, затягивали, завораживали. И чем больше он смотрел на их застывшее движение, тем большую испытывал тревогу. Тревога. Даже страх. Даже – безнадежность. – Тьфу, – в сердцах сказал он. – Это… Что-то неприятное. Страшное. Что-то необратимое. Безнадега. Кого-то убили, что ли? Он повернулся к ней. Она, торжествующе улыбаясь, поднесла к его глазам карточку, пальцем показала нужную строчку. – Катастрофа на вокзале, – прочел Юра. Снова уставился на картину. – А впечатляет! – Это и есть – «впечатле», – сказала Александра. – Импресьон. Ты – молодец. Думаю, сбежишь ты когда-нибудь из своего архива. Юра шагнул к ней, встал совсем близко. В галерее было мало людей. Пустыня. И Юра сказал, очень волнуясь: – Катастрофа – это если я тебя потеряю. – Вот даже как? – лукаво засмеялась она. – Какой ты быстрый! Потом они сидели в кафе – недорогом: сосиски, пицца, пиво… – У тебя много… поклонников? – Юра с трудом подобрал нужное слово. – Хватает. Я многим нравлюсь. Просто кошмар! Она рассмеялась. – Да, – согласился Юра. – Кошмар. Про себя он решил, что на самом деле успех у мужчин Шурочка кошмаром не считает. Наоборот – печалилась бы, если бы его не было. – И что, осаждают со всех сторон? Конфеты, букеты, театры? Шурочка махнула пухленькой ладошкой: – Конечно. Все, как обычно. Нового здесь не придумать. – Ну а потом что? – допытывался лейтенант Евсеев, как будто допрос вел. Девушка подкатила глаза и вздохнула. – Что, что… Ничего. Повстречались и расстались. Поцелуи забылись, слезы высохли… Да и не было их – слез-то… – А по-серьезному с кем-нибудь было? – затаив дыхание, спросил Юра. И это уже не был вопрос оперативника, это был крик души неопытного влюбленного. – Ну ты даешь? – Александра глянула удивленно. – Мы же только познакомились… – Я думаю, нас свела судьба, – волнуясь, сказал Юра. – И надолго. Отец познакомился с матерью – и сразу женился! – Вот даже как… У меня был один ухажер, вроде серьезный, руку и сердце предлагал… Она покраснела, потом рассмеялась снова: – С ним уже почти дошли до главного… Но тут позвонила мама: «Ты курицу из морозилки вытащила? А картошку для салата сварила?» Как-то настроение пропало, и я его выставила. До завтра. А вечером пришла Наташка, моя подруга, и рассказала, что он уже всем кому мог руку и сердце раздал… – Хорошо, – с трудом выговорил Юра. Он дрожал от возбуждения и радости. Она говорила с ним совершенно искренне, и получалось, что у него нет соперника. И хотя лейтенант знал, что слова ничего не значат, сейчас в нем взял верх обычный штатский – работник архива: он поверил девушке на слово. |