Книга До последнего удара сердца, страница 57 – Юлия Алейникова

– Ну и как, выходит? – с долей недоверчивого сарказма спросил Дима.

– Я над этим вопросом постоянно работаю, – твердо ответила девушка, закрывая тему, а потом не удержалась и добавила: – Это все-таки лучше, чем слезами умываться, сжимаясь от жалости к ближнему, а потом высморкаться в платочек и пойти на кухню чай с конфетками пить.

– Много у нас сегодня встреч? – спросил Дима, стоя перед обитой старомодным дерматином дверью, за которой жили еще одни пострадавшие от доктора Дробышевой люди.

– Помимо этой еще три, – быстро ответила Женя, услышав, как за дверью чей-то строгий, глухой голос задал сакраментальный вопрос жителя большого города:

– Кто там?

Квартира, в которой проживала семья Харченко, была маленькой и захламленной. Повсюду были распиханы коробки и баулы, из-под дивана и кресел торчали какие-то узлы, на старомодной полированной стенке стояли заклеенные скотчем коробки, все выглядело так, словно жильцы недавно переехали или съехались из разных квартир в одну и еще не успели распаковать вещи. Хотя куда их распаковывать в таком крошечном пространстве, было совершенно не понятно. Супруги Харченко, в отличие от Марии Юрьевны, выглядели настороженно, с рассказами не спешили, слушали сами, тревожно переглядывались между собой, пока у Жени, наконец, не лопнуло терпение.

– Послушайте, Петр Тарасович, все обстоит ровно так, как я объясняла вам по телефону. Никакими карами интервью вам не грозит. А вот призвать к ответу виновных в смерти вашего сына, возможно, удастся, – горячо проговорила она, пытаясь поймать взгляд главы семейства, который он настойчиво прятал за седыми кустистыми бровями.

Его супруга, пышная, крупная женщина, еще совсем не старая и, судя по всему, решительная и полная сил, отчего-то сидела молча, с поджатыми накрашенными губами, и смотрела на Петра Тарасовича хмурым вопросительным взглядом.

– Клавдия Сергеевна? – обратилась к ней Женя, желая хоть как-то сдвинуть дело с мертвой точки.

Оператор Дима закатил глаза и отбил на деревянном подлокотнике старого, а точнее, старинного потертого кресла нервную, энергичную дробь.

Петр Тарасович повернул крупную, круглую, лысую голову к жене и совершенно беззвучно что-то проговорил. Клавдия Сергеевна еще крепче сомкнула губы, потом хлопнула ладонью по обтянутой пестрым ацетатным шелком коленке и решительно повернулась к Жене.

– Он боится.

Клавдия Сергеевна сердито глянула на Петра Тарасовича, а он, словно защищаясь, потер крупной мозолистой ладонью свою складчатую бычью шею.

– В прошлый раз он заупрямился, когда нам угрожать начали и его избили, – пояснила Клавдия Сергеевна, смягчаясь. – Три недели в больнице пролежал, – гордо пояснила она, снова взглянув на своего кряжистого, похожего на валун мужа.

– Я не знала, – встрепенулась Женя. – По телефону вы этого не говорили.

– Вот потому и не говорили, что по телефону, – глухим, недовольным голосом заметил глава семьи.

– А что тогда случилось? – решила начать хоть с чего-то журналистка, а Дима поднял камеру на плечо.

Петр Тарасович его жест заметил, но промолчал.

– Ладно, Петя, решили уж все. Давай рассказывать, – положив ему руку на плечо, проговорила Клавдия Сергеевна и повернулась к Жене. – Мы бы сами ни о чем и не догадались. Не до того нам было. Сына хоронили. Все Михайлов. Как он нас отыскал?

– Да как, как? В медкарте у Никиты адрес был указан, вот и нашел. Он же сам тебе говорил, – недовольно одернул жену Харченко.

– Да это понятно, – отмахнулась от него в свою очередь Клавдия Сергеевна. – Я про то, как он все раскопал? Ведь у самого сын умер!

– Не дурак был, вот и раскопал! – снова недовольно оборвал ее муж. – Полковник все-таки, хоть и в отставке, а не сапожник.

– Ну, да, – снова согласно кивнула Клавдия Сергеевна и поправила пышно взбитую, немодную прическу, похожую на большую махеровую шапку. – Так вот, он к нам пришел, уже со всеми бумажками, со справками, даже Никитушкино заключение о вскрытии принес. Как он его раскопать смог?

– Да за деньги. Как? – снова буркнул Петр Тарасович.

– Ну, да. И заключение не то, что нам дали, а развернутое, и написано в нем было, что никакой пересадки почки Никитушке не делали! – вытаращив большие, сильно накрашенные глаза, проговорила Клавдия Сергеевна.

– Сволочи! – Петр Тарасович неожиданно ожил и громко, грозно ударил крепким мужицким кулаком по стоящему рядом журнальному столику, заставленному горками посуды. Посуда звякнула, но устояла.

– Да! А ведь Никитушке только двадцать семь исполнилось! – запричитала вздрогнувшая от удара Клавдия Сергеевна. – Мальчик мой!

– Три месяца, как двадцать семь исполнилось, – подтвердил скупо Петр Тарасович. – И ведь не хотел я этого делать! – почти крикнул он. – Так ведь насели на меня с этой врачихой! А? – обернулся он к жене, но та только громче запричитала, спрятав лицо в огромный клетчатый платок. – Ну, ладно, ладно тебе, – неожиданно смягчился Петр Тарасович и неловко погладил супругу по большой покатой спине. – Я думал, в Германию лучше. Все равно, что так, что так квартиру продавать пришлось, – тяжело вздохнул он.

– А почему квартиру продавать пришлось? – не поняла Женя.

– Так чем за почку-то платить? – пожал широкими плечами Петр Тарасович. – И за операцию, чтобы вне очереди, и за уход, и за хороший наркоз, а еще лекарства дорогущие. Да потом еще на восстановление деньги требуются.

– А вы что, почку покупали? – удивилась Женя.

– Ну да. А то где бы мы ее достали? – выглянул из-под кустистых бровей Петр Тарасович. – У меня? Или вон у матери? Так мы старые уже, куда годимся?

Клавдия Сергеевна снова всхлипнула и проговорила:

– Родня у нас на Украине, под Харьковом. Работы там нет, жизнь, сами понимаете, никудышная, вот племянник Петра Тарасовича и зачастил в Москву на заработки. А только семья-то на Украине осталась, не наездишься. Он бы и рад всех в Москву перетащить, а жить где? Да и жена его, Дашка, вопила: забирай нас отсюда да забирай. Двое детей у них. Вот мы и предложили.

– Ты нам почку, мы тебе полквартиры, – перебил жену Петр Тарасович. – У нас раньше хорошая квартира была, трехкомнатная, почти в центре. Ее еще свекор мой покойный выменял, ее отец, – кивнул на жену Петр Тарасович. – Он у нее зав. ателье был. Сейчас должность не большая, а по тем временам значительный человек был.

– Все от него досталось, – кивнула головой Клавдия Сергеевна. – И сервиз вот этот, «Розенталь», между прочим! – со значением пояснила хозяйка, Женя уважительно, восхищенно выдохнула. Что за «Розенталь», ей было неведомо, но демонстрировать свое невежество она не собиралась. – Хрусталь чешский, потом…

– Заканчивай болтать, – оборвал ее на полуслове Петр Тарасович, – люди по делу пришли. – А сам продолжил: – Большой человек был. И приданое у Клавдии было по высшему разряду. Обеспечил покойничек. Но уж когда Никита заболел, не до жиру стало. Когда вопрос об операции встал, я сразу сказал, надо за границу ехать. Да она вот перепугалась. Куда мы поедем, не понимаем ничего, обманут, даже лекарство как принимать, не поймем! А тут еще врачиха эта, Дробышева. Так насела, просто клещ, давайте оперироваться, у нас лучшие специалисты, у нас маршал оперировался, у нас космонавт оперировался. Задурила, в общем! Вот мы с Максимом и договорились. С племянником.