Книга Ласковый голос смерти, страница 33 – Элизабет Хейнс

Мне следовало задать сотню, но в голову ничего не приходило. Медсестра поставила чай на шкафчик, отделявший уютное кресло от маминой койки.

— С вами все в порядке? — поинтересовалась она. — Знаю, глупо спрашивать. Извините.

— Гм? — Я подняла взгляд.

— В том нет вашей вины, — сказала она, касаясь моей руки. — Подобное случается, и порой с этим тяжело смириться.

Она была так добра ко мне. Чувствуя, как к глазам подступают слезы, я провела рукой по волосам. Голова зудела, волосы казались сухими и жидкими.

— Спасибо, — повторила я.

Медсестра ушла, и я осталась с мамой.

Похоже, я все-таки заснула в кресле, поскольку, очнувшись, обнаружила, что кто-то накрыл меня одеялом. Когда я снова открыла глаза, на улице было уже почти утро и сквозь щель в задернутых шторах сочился свет.

Мама даже не пошевелилась. Потянувшись, я откинула одеяло и с трудом поднялась из кресла. На мгновение закружилась голова, я на негнущихся ногах проковыляла к окну и, отодвинув штору, выглянула на улицу. На стоянке внизу зияли свободные места. День был пасмурным, в небе висели серые тучи. Деревья на дальней стороне парковки покачивались — вероятно, от ветра.

Я вернулась в кресло.

В семь утра я спустилась вниз и вышла, миновав регистратуру, на свежий воздух. В месте для курения все так же толпились люди — интересно, те же самые? Заряда батареи в телефоне хватило ровно настолько, чтобы отправить сообщение Биллу и еще одно Кейт. Затем я снова поднялась в палату к маме. Ничего не изменилось.

Около девяти я пошла прогуляться по больнице. В коридорах уже царило оживление, по ним целеустремленно двигались люди. Санитары везли больных на каталках, родственники толкали инвалидные коляски, матери катили коляски с детьми. Забрела в кафе возле главного входа, но от запаха еды меня замутило, и я купила в киоске бутылку воды и пакетик леденцов. Пока хватит.

Я прошла по всему коридору, мимо амбулатории, мимо рентгеновского кабинета, до самого отделения онкологии и двустворчатых дверей в конце, а затем отправилась назад. В конце концов я сдалась и вернулась наверх в инсультное отделение.

В половине одиннадцатого наконец пришла женщина из паллиативной терапии — тоже медсестра, но в модных брюках, зеленом джемпере и толстом ожерелье. Похоже, уже стало ясно, что мама умирает. Изменился и звук ее дыхания — храп стал громче, а затем постепенно утих, сменившись размеренными короткими вздохами.

— Ее успокаивает капельница с морфием, — объяснила медсестра. — Сейчас она просто очень крепко спит.

— Долго она так пробудет? — спросила я.

— Трудно сказать. Может, день или два, может, меньше. Но недолго. Вам нужно кому-нибудь позвонить?

Я совсем забыла о двоюродной сестре, но какой смысл сообщать ей сейчас? Мы с ней не разговаривали много лет.

— Нет, — сказала я.

В конце концов она ушла. Прошло еще полтора часа. Формально наступило время обеда, так что я открыла пакетик с леденцами и положила один в рот. Я собиралась съесть четвертую конфету, когда в дверь коротко и резко постучали и вошли две медсестры в фартуках и перчатках.

— Мы переоденем вашу маму, — сказала одна из них, — чтобы ей было удобнее.

— Мне выйти?

— Пожалуй, так будет лучше. Мы недолго.

Я вернулась в помещение, куда меня привели посреди ночи. Телевизор в углу показывал какое-то ток-шоу, которого я раньше не видела. Сев, я безразлично уставилась в экран, думая о работе и о кошке.

Полчаса спустя я вернулась в мамину палату. Сестры ушли. Я снова пошла на пост — на этот раз целых три медсестры пили там чай.

— Простите, что побеспокоила, — сказала я.

— Ничего страшного, — ответила сидевшая ближе всего ко мне — та самая, что занималась мамой.

— Я подумала, может, мне съездить домой? Нужно покормить кошку…

— Конечно! — кивнула медсестра. — Заодно сможете принять душ и поесть. Если что, я вам позвоню.

Проходя мимо курильщиков, я низко опустила голову в надежде скрыть свое горе. Впрочем, я могла не беспокоиться — в их кругу царила атмосфера всеобщего веселья, несмотря на явное наличие среди них серьезно больных.

Я настолько сосредоточилась на тротуаре, что не замечала впереди человека, пока не налетела на него. Он повернулся и подхватил меня за локоть, не дав упасть в карман для машин «скорой» у главного входа.

— Прошу прощения. Я…

— Аннабель?

Удивленно подняв взгляд, я в замешательстве уставилась на него.

— Я Сэм, — напомнил он. — Мы с вами вчера встречались.

Вчера? Казалось, с тех пор прошли годы.

— Ах да, — сказала я. — Конечно. Извините. У меня был… Слишком долгий день.

— Все в порядке? — спросил он, кивая в сторону больничного входа.

— Моя мама… Упала у себя дома.

— Сочувствую. Как она?

«Она умирает», — подумала я, но слова застряли в горле.

— Без сознания, — наконец сказала я. — Еду домой.

Я повернула было в сторону парковки, не обращая внимания на острую боль в лодыжке. Все нормально, убеждала я себя, ничего страшного, нужно просто размять ногу. Потом вспомнила о хороших манерах.

— А вы? — спросила я. — Что вы тут делаете?

— Последние дни выдались по-настоящему безумные. А сейчас я просто жду такси, хотя, думаю, быстрее дойду пешком.

— Я подвезу, — вырвалось у меня. — Куда вам?

— В город, — ответил он. — На Китс-роуд.

— Не знаю, где это. Придется вам меня направлять, — сказала я, идя к парковке.

— Спасибо, — ответил он. — Воистину рад, что вы на меня наткнулись.

Я изо всех сил старалась идти ровно.

— Что с вами? Вы хромаете.

— Все в порядке, — сквозь зубы проговорила я. — Просто слегка подвернула лодыжку.

— Давайте помогу. — Он протянул мне руку.

— В самом деле ничего страшного.

Пожав плечами, он снова сунул руки в карманы пиджака. Впереди уже виднелась стоянка, вокруг которой медленно кружили автомобили, дожидаясь, когда кто-нибудь освободит место и туда можно будет нырнуть, прежде чем это сделает кто-то другой.

Нашарив ключи, я открыла дверцу и с облегчением опустилась на водительское место. Внутри было прохладно. Протянув руку, я отперла противоположную дверцу. До сих пор в пассажирском кресле не сидел никто, кроме моей матери.

Я завела двигатель и включила обогреватель на полную мощность, чтобы отпотело лобовое стекло.

— Эндрю Фрост говорил вам, что случилось со мной вчера? — спросил Сэм.

— Нет, — ответила я, — а что случилось?