Книга Найти свой остров, страница 36 – Алла Полянская

– Вы, – Валерия перевела взгляд на Панфилова, – рассказывайте.

Закрыв глаза, она слушает его, стараясь сохранять спокойствие. Что ж, этого, собственно, и следовало ожидать. Такая мразь, как Евгения, способна на что угодно.

– Я знала…

– Что? – Панфилов наклоняется к Валерии. – Что вы знали?

– Я всегда знала, что она нечто такое замышляет. Просто думала, что это будет тот бандит, с которым она живет. Бабка Магда ненавидела ее. И папашу их ненавидела, потому и Нику у них забрала, сказавшись больной.

– Да, я понял уже. – Панфилов осторожно берет ладонь Валерии. – Вы ни о чем не тревожьтесь, дети находятся под круглосуточной охраной, а Ника поправится, ей уже лучше. К ней мать приехала…

– Мать? – Валерия закрыла глаза. Сил больше нет. – Да ее матерью назвать нельзя. Она…

– Я знаю, знаю. Не волнуйтесь только. – Панфилов гладит ее руку. – Вы выздоравливайте, иначе нас к вам перестанут пускать.

Несуразный какой-то и неприкаянный, несмотря на его идеальный костюм. Валерия пытается улыбнуться, но не может.

– Мам, ты… выздоравливай, – Ирка прижимается лбом к ее ладони. – Побыстрее, ладно? Я домой хочу…

– Идет. – Валерия понимает, что дочь не должна видеть, как ей плохо. – Буду ждать вас.

Панфилов страшно обрадовался – она сказала «вас», а не «тебя» – значит, его она тоже будет ждать! Эта бледная женщина – не самая молодая, не самая красивая, но она – такая, очень вдруг ему нужная.

«Глупость какая-то. – Панфилов сердится сам на себя. – Девчонку жалею, а эта… мамаша ее… Нет. Глупость, дичь, я не знаю ее совсем…»

Но его чутье – безошибочное, фантастическое – уже вынесло свой вердикт, и Панфилов знает, как все будет: он станет ходить в ней в больницу, потом она выпишется, и он станет приходить к ней домой, она будет гнать его, но он не уйдет, все равно не уйдет. И родит она ему двоих детей-погодков, таких же рыжих, как Ирка, – отчего-то рыжая масть доминирующая, и если один из родителей рыжий, то ребенок будет рыжим обязательно. И все внуки до бог знает какого колена – тоже.

– По крайней мере, я точно знаю, как они будут выглядеть.

– Что, дядь Саша? – Ирка удивленно смотрит на него. – Кто будет выглядеть?

– А, забудь, это я так, сам с собой иногда вслух рассуждаю. Приятно же, черт побери, с умным человеком потрепаться за жизнь. Ладно, едем домой.

Они возвращались в квартиру Ники, которая уже стала для них домом, думая о женщине, лежащей в больнице, о женщине с рыжими волосами. Каждый думал по-своему.

* * *

Ника в тоске смотрит за окно – серый зимний день угасает, на прикроватной тумбочке ее ваза со свежими цветами, поблескивает в свете ночника – Ника не хочет темноты, но верхний свет раздражает ее. Буч спит рядом – он выбрал себе место на подушке, и оно его, похоже, устраивает, а что думают об этом окружающие, коту неинтересно.

– Никуша, надо поесть.

Мать приносит тарелку с супом, он знакомо пахнет, но Нике не хочется есть. Ей ничего не хочется, тяжелая тоска навалилась на нее, и когда никто не видит, вполне можно ей поддаться.

– Мам, я не голодна.

– Надо, детка. Давай, немножечко.

Мать поставила тарелку на табурет около кровати. Ника вздохнула – мама готовила, старалась, нужно есть.

– А, фасолевый. Я помню, ты варила такой дома, только отец его не любил, и ты перестала.

– Ну, теперь это не имеет значения.

– Он звонил?

– Звонил, кричал… но, знаешь, я словно обрела какую-то новую силу. Может, это потому, что опять живу здесь – я ведь выросла в этой квартире! И я ему сказала, чтобы не звонил больше, тем более – не смел орать.

– Он из-за Женьки бесится.

Матвеев рассказал Нике о том, что произошло. Не мог не рассказать, потому что молчать о таком нельзя. Ника смотрела на него беспомощно и удивленно – ни гнева, ни негодования, а просто удивление, и Матвеев мысленно вздохнул: как она умудрилась столько пережить и выжить?

Этот же вопрос он задал Семенычу, на что тот ему рассказал историю, в которую влипла Ника и в результате которой он стал ей другом навек.

– Везли мы больного в карете «Скорой помощи». А только карета была не микроавтобус, как все, а старая, в «ВАЗе» оборудованная. Везли из Михайловки, это в двадцати километрах от города. Парень молодой упал со строительных лесов, сильно разбился. В принципе, его и перевозить было нельзя, но оставить как есть – тоже на верную смерть. Меня вызвали туда оценить степень повреждений, ну и что там на месте можно, мы в нормальной машине приехали, оборудование там, все такое… И вот привезли меня в тамошний фельдшерский пункт, а тут акушерка в ноги водителю – рожает женщина, сильное кровотечение, нужно срочно в городской роддом, а их машина не оборудована для этого, ломается постоянно. В общем, погрузили роженицу в нашу машину, и врач, с которым я приехал, уехал с ней – там счет уже не на часы шел, а на минуты. А этот вроде бы стабильный, особо не кровоточит. Ну, я его осмотрел и за голову схватился – срочно в операционную, а как? Только их машиной. Погрузили мы парня в это ведро с гайками со всеми предосторожностями и поехали. Но водитель меня предупредил – машина может встать в любой момент, техника на грани фантастики. И вот, не доезжая до поворота на Александровск, машина глохнет. Я вызываю диспетчера, а там овраг и сигнала нет. И темень уже – а парень ждать не может! Я тогда на дорогу, идти надо с полкилометра, а сигнал отчего-то пропал – мне потом местные объяснили, что вышка далеко. Ночь, машина с больным в снегу стоит, а я иду на трассу тормозить транспорт, а только кроме фур – никого. И никто из них не собирается тормозить. И тут вдруг едет «Хондочка» новенькая. Ну, думаю, без толку, машина явно женская, в такую темень ни одна нормальная женщина не остановится. Нормальная-то – нет, а Ника остановилась. Я ей насчет того, что машину нашу вытащить бы, а она говорит: да я вас пока дотащу, ваш парень три раза умереть успеет. В общем, подъехала она, мы сгрузили ей парня на заднее сиденье, ноги ему согнули, я свесился через переднее сиденье, придерживаю его, значит, а это чудо летит по трассе, как Шумахер, и причитает: ой, доктор, темно-то как! Ой, простите, ямка, не видно было! Ой, там на мосту может быть пробка! В общем, когда мой телефон поймал сигнал, мы уже под Александровском были. Так она как ломанулась через все светофоры, а сзади дорожная полиция. Ну, где им – уже около приемного покоя догнали, а она им орет: чего стоите, матьвашузадомпоперек, помогите! Гаишники от такого обращения обалдели сначала, а потом таки подтащили носилки и помогли вынуть больного из машины. Самую бы малость замешкались – и все, хоронили бы молодого парня, а так он жив-здоров, чего и всем желаю, да. Я ее и раньше видел – с Ларисой, и дома у нее бывал, но не воспринимал как друга – приятельница, знакомая, странная и взбалмошная, во многом несчастная баба, хоть и держится молодцом. А тогда очень меня зацепило – вот так остановилась ночью посреди леса, тем более, как оказалось, она меня и не узнала сразу, потом уж. Понимаешь? Вот то-то. Нарвется она когда-нибудь со своей добротой и доверчивостью, да, видать, блаженных таких Бог бережет. Вот и мы поберечь должны, раз уж вышло нам повстречать ее в жизни.