Онлайн книга «Обручение на Чертовом мосту»
|
– А вот кабы я была не крепостная, а свободная… Она даже сама точно не знала, как закончит фразу. Но его будто иглой кольнули, так возмущенно он вскинулся, выдернув из-под ее головы свою руку: – Свободная была бы? А зачем она тебе, та свобода, та воля? Такой красавице, как ты, везде может житься хорошо, если Бог ума дал. И в неволе неплохо можно устроиться. Да что такое неволя?! Вот расскажу тебе, слышал я однажды, как мужики мои спорили, нужна им воля или нет. Договорились до того, что с этой воли бед не оберешься. Дескать, коли мужик крепостной, значит, подневольный, то и весь предел ему барином четко обозначен. С утра до поздней ночи знает он, что делать: то дров наколоть, то в кузницу марш, то на мельницу, и так во всякий час. Нечего ему голову ломать, что делать, за что приняться. Исполняй наказ барина или управляющего и ешь свой хлеб беспрепятственно. Конечно, как полагается простому человеку, без барских затей, без разных соусов, но ведь ты и есть простой мужик. А коли дадут тебе волю – сам, без старшого изволь все обдумывать. Каждое дельце свое, каждое слово сам обмозгуй. Вот так рассуждают умные люди, а дурочки вроде тебя все к какой-то воле рвутся, словно бабочки на огонь! – Но ты же сам мне волю обещал, – удивленно сказала Ирена. – Помнишь, в кабинете? – А, так вот почему ты снизошла к моим мольбам, к моей страсти, – пробормотал Берсенев. – Я-то решил было, глупец, что и ты увлеклась мной, может быть, даже полюбила меня, а ты… а ты просто отдалась мне, как девка отдается. Только те за деньги, а ты… Не думая, не соображая ничего, лишившись дыхания от ярости, Ирена хлестнула его по лицу. Берсенев вскочил и некоторое время стоял, наклоняясь над Иреной, неверными движениями пытаясь привести в порядок свою одежду. – Ну, когда так… – пробормотал невнятно. – Ну, когда так!.. И выскочил вон из залы. Несколько мгновений Ирена еще лежала на скамейке, а потом кое-как поднялась с нее и заползла в свою каморку за панелями, словно раненый зверь, который заползает умирать в свою нору. Она была бы счастлива, если бы умерла, но не дали – наступило утро, пришли звать на театры… Зазвенел колокольчик. Спектакль начался! – …Позвольте мне сегодня пойти в гости. – Изволь; а куда? – В Тугилово, к Берестовым. Поварова жена у них именинница и вчера приходила звать нас отобедать. – Вот! Господа в ссоре, а слуги друг друга угощают. – А нам какое дело до господ! К тому же я ваша, а не папенькина. Вы ведь не бранились еще с молодым Берестовым; а старики пускай себе дерутся, коли им это весело. – Постарайся, Настя, увидеть Алексея Берестова да расскажи мне хорошенько, каков он собою и что он за человек… – …Если вы хотите, чтобы мы были вперед приятелями, то не извольте забываться. – Кто тебя научил этой премудрости? Уж не Настенька ли, моя знакомая, не девушка ли барышни вашей? Вот какими путями распространяется просвещение! – А что думаешь? Разве я и на барском дворе никогда не бываю? Небось всего наслышалась и нагляделась. Однако, болтая с тобою, грибов не наберешь. Иди-ка ты, барин, в сторону, а я в другую. Прощения просим… – Как тебя зовут, душа моя? – Акулиной… – …Что вы говорите! Берестовы, отец и сын! Завтра у нас обедать! Нет, папа, как вам угодно: я ни за что не покажусь. – Что ты, с ума сошла? Давно ли ты стала так застенчива, или ты к ним питаешь наследственную ненависть, как романическая героиня? Полно, не дурачься… – Нет, папа, ни за что на свете, ни за какие сокровища не явлюсь я перед Берестовыми… А впрочем, так и быть: я приму их, если это вам угодно, только с уговором: как бы я перед ними ни явилась, что б я ни сделала, вы бранить меня не будете и не дадите никакого знака удивления или неудовольствия. – Опять какие-нибудь проказы! Ну, хорошо, хорошо; согласен, делай, что хочешь, черноглазая моя шалунья… – …Ты был, барин, вечор у наших господ? Какова показалась тебе барышня? – Да я ее не заметил. – Жаль. – А почему же? – А потому, что я хотела бы спросить у тебя, правда ли говорят, будто бы я на барышню похожа? – Какой вздор! Она перед тобой урод уродом. – Ах, барин, грех тебе это говорить; барышня наша такая беленькая, такая щеголиха! Куда мне с нею равняться!.. – …Намерен я тебя женить. – На ком это, батюшка? – На Лизавете Григорьевне Муромской; невеста хоть куда; не правда ли? – Батюшка, я о женитьбе еще не думаю. – Ты не думаешь, так я за тебя думал и передумал. – Воля ваша, Лиза Муромская мне вовсе не нравится. – После понравится. Стерпится, слюбится. – Я не чувствую себя способным сделать ее счастие. – Не твое горе – ее счастие. Что? Так-то ты почитаешь волю родительскую? Добро! – Как вам угодно, я не хочу жениться и не женюсь. – Ты женишься, или я тебя прокляну, а имение, как Бог свят, продам и промотаю, и тебе полушки не оставлю. Даю тебе три дня на размышление, а покамест не смей на глаза мне показаться!.. – …Дома ли Григорий Иванович? – Никак нет, Григорий Иванович с утра изволил выехать. – Как досадно! Дома ли по крайней мере Лизавета Григорьевна? – Дома-с… – …Акулина, Акулина!.. – Mais laissez-moi donc, monsieur; mais êtes-vous fou?![25] – Акулина! Друг мой, Акулина!.. …Занавес закрылся. Послышались громкие аплодисменты. Ирена недоверчиво улыбнулась. Неужели все позади? Неужели отыграли спектакль? Неужели зрителям понравилось? И ее игра понравилась? Она не помнила ни единой своей реплики, ни единого жеста. Она не помнила, как истек этот бесконечный, мучительный час. |