Книга Восьмой ангел, страница 26 – Наталья Нечаева

Что и требовалось доказать.

Так, последняя фитюлька. Ох, ты, какой серьезный бланк: большой противолодочный корабль «Могучий». Так, очевидно, под действием наркотиков она еще и корабль пыталась угнать.

Командир корабля уведомляет, что Липкин С. Е. и Борисюк П. Д. находились на корабле, где состоялась встреча с экипажем. После этого указанные товарищи вместе с командованием корабля отбыли на катере в Щукину салму на рыбалку, где и провели сорок восемь часов.

— А кто это — Липкин и Борисюк? — тихо и недоуменно спросила Ольга сама у себя.

Шеф, однако, этот вопрос услыхал.

— Областной прокурор и генерал, командующий ВВС.

— А… — Славина все поняла. То есть в пещере во время обряда они находиться не могли. Алиби.

Она еще раз проглядела бумаги, снова задержалась глазами на родной Машкиной подписи.

— Ознакомилась? — мрачно полюбопытствовал шеф, уловив, что она прошлась по документам второй раз. — Теперь — объяснительную.

— Зачем? — прищурилась Славина. — Что объяснять? У вас же результаты экспертизы есть, все официально.

— Не умничай, а? — устало потер лоб шеф. — Требование КЗОТа. Я должен взять с тебя объяснительную перед увольнением по статье.

— А если я не напишу?

— Составим акт об отказе, — равнодушно пояснил главный. — Но лучше — написать. Мало ли, как жизнь обернется, а документ есть документ.

— Что писать? — Славина все никак не могла до конца поверить, что все, что происходит, происходит с ней. И — наяву. Без всякого обрядового зелья. — Что писать? Как я купила наркоту? Вы что, первый день меня знаете? Ну, я, ладно, живая, хоть как-то защититься могу. А Тимок зачем оклеветали? Они-то кому до сих пор мешают? Чем?

— Ольга, — шеф вдруг посмотрел на нее вполне по-человечески. — Ты что, не сечешь? Я обязан тебя уволить. Это — официальные бумаги, понимаешь? О-фи-ци-аль-ные! Против тебя уже возбуждено уголовное дело. В Мурманске. По обвинению в непреднамеренном убийстве практикантов.

— Меня… обвиняют в убийстве Тимок? — Во рту у Ольги мгновенно пересохло, огромный колючий язык совершенно утратил способность поворачиваться в этом ограниченном пространстве, больно раздирая каждым своим движением нёбо и щеки.

— Славина, ты знаешь, как я к тебе отношусь, — доверительно продолжил шеф. — Ведь знаешь?

Ольга качнула головой. Не то соглашаясь, не то — возражая.

— Имея на руках такие документы, я обязан тебя уволить. Обязан, понимаешь? Я не знаю, что там у тебя произошло в Мурманске, кому ты перешла дорогу, но то, что ты нагородила в программе, и в самом деле можно квалифицировать только как бред. Наркотический бред.

Ну да, — подумала Ольга. — Конечно. Наркоманке все что угодно привидеться может. И Новый Иерусалим, и седьмая раса, и тайное общество «Туле». И то, что ее несколько раз пытались убить. Только… Как же они забыли про Макса? Он же находился рядом? И все это видел? Господи, Макс, как плохо, что ты — далеко! Был бы здесь, весь этот кошмар враз бы закончился!

- У меня есть свидетель, — с трудом выдавила Ольга. — Он скоро приедет и…

— Любовник не может быть свидетелем, — равнодушно сообщил шеф.

— Любовник?

— Ну, скажи мне еще, что вы с этим, как его, Бартом, только за ручку, как пионеры, ходите…

— Вы и об этом знаете?

— Славина… — Главный устало потер виски. — Ты или дура, или делаешь вид. Ты что, не поняла, кто тобой занимается? Да у них каждый твой шаг под контролем!

— Зачем?

— Затем, что борьба с наркоманией — государственная политика, провозглашенная президентом. И разводить пропаганду этой заразы на федеральном канале тебе никто не позволит! Тем более — марать имена уважаемых людей и компрометировать целую область! Мурманск, между прочим, стратегический регион! А твой бред о тектоническом оружии, о сейдах, о нацистах, стремящихся устроить мировой катаклизм… Тьфу! — Он смачно и зло сплюнул. — Как я проглядел? Как промухал? Уж если подруга твоя не стала тебя защищать…

— Значит так, — Ольга тяжело поднялась. — Хотите увольнять — увольняйте. Но писать вам я ничего не стану. Много чести. Можете составить акт, что под воздействием наркотиков я забыла алфавит.

— Слушай, ты! — Главный выскочил из-за стола наперерез собравшейся уходить девушке. И вдруг как-то неуверенно остановился, одним мигом обмяк, сгорбил плечи и плюхнулся на стоящий рядом стул. — Оль, — протянул он как-то жалобно, — да я и сам в эту чушь не верю. Что я, зверь, что ли?

Славина остановилась.

— Пойми, — шеф глотнул остывший кофе, — я тут — не я. А функциональная руководящая единица. Ты что, думаешь, что я хочу тебя уволить? Тебя? Одну из лучших журналисток? Что я, идиот? Я и сам плохо понимаю, из-за чего весь этот сыр-бор, того и гляди, до президента дойдет. Но сейчас я должен сделать так, чтоб про эту историю все забыли. Понимаешь?

— Нет, — качнула головой Славина. — Не понимаю.

— Ну и не надо. — Главный подошел к девушке, доверительно обнял за плечи. — Ты только шума не поднимай. Ладно? Пока я просто отстраню тебя от должности, до окончания разбирательства, так надо. Ну, чтобы собак не дразнить. Все равно скомпрометированный журналист не может появляться на экране.

— А если ничего не докажут? — усмехнулась Ольга.

— Оль, — главный скривился. — Ты что? Моли Бога, чтобы все наркотиками отграничилось, чтоб в тюрягу за убийство в самом деле не упекли лет на десять.

— Вы серьезно? — отстранила руководящую руку Ольга. — Про убийство — серьезно?

— Намного серьезнее, чем ты думаешь, — буркнул шеф. — У тебя там отпуска недогулянного еще полтора месяца. Вот сейчас и догуляешь. Чтоб про тебя все забыли. А потом решим, что делать. — И он выдохнул с явным облегчением, хваля себя за то, что сумел так грамотно разрулить ситуацию. — Ну, договорились?

Тут же, хлопая по полу подошвами деревянных высоких сабо, вошла Муся с уже отпечатанным приказом об отстранении Ольги Славиной от должности.

Ловко, — горько констатировала Ольга. — Значит, все это: и скандал, и неожиданно последовавшая человечность мудрого шефа — все было тщательно отрепетировано заранее?

* * *

Девчонки оживленно щебетали, рассказывая профессору о своих приятелях, весело уверяя, что рыжие близнецы — самые классные парни на свете…

— Только они ни в какую не хотят из России уезжать, — пожаловалась Мари. Или Лиза. Сейчас это было неважно. — Придется нам за ними рвануть, как вашим декабристкам!

Не смогут теперь ваши Тимки никуда уехать, — горько подумал Барт. — Никуда и никогда. И вам декабристками стать не придется…

Конечно, он не станет ничего говорить этим милым французским девочкам. Пусть лучше думают, что парни нашли эскимосок. Поболит-поболит — и пройдет. Может, и не узнают правды. Не надо им ее знать.