Книга Внедрение, страница 53 – Иэн Уотсон

Они возвратились к своим гамакам, надеясь, что сон избавит от нарастающей головной боли. Один Пьер, казалось, хотел выйти из наркотического транса, загнав себя до смерти: он расхаживал взад-вперед между деревней и хижиной, как одержимый. Его поведение напомнило Соулу контуженного подводника, который точно так же бродил перед их домом — Крис был тогда еще мальчишкой.

После смерти матери мака-и они не знали, что происходит с французом, наблюдая, приведут ли его подобные упражнения к более ясному расположению ума.

Честер, однако, находился в кислом настроении по причине бесплодности его попыток сохранить жизнь роженице, а Том Цвинглер и вовсе пребывал в преддверии инфаркта при одной мысли о крахе столь тщательно спланированной операции. И в дальнейшем такая ситуация ничего приятного не предвещала.

— Ты сказал этому парню, Кайяпи, что Брухо должен оставить племя? — спросил Честер.

— Птицы из его головы совсем разлетелись, — со вздохом отвечал Пьер. — И все затерялись в лесу, как только он увидел этого ребенка. Но Кайяпи еще созовет их назад — Кайяпи знает как.

Искренняя вера в того, кто и пальцем не пошевелил, чтобы спасти жизнь женщины и ее ребенка, оказалась для Честера последней каплей:

— Умница парень. Твой Кайяпи ест дерьмо с лучшими из лучших — и хорошо знает, зачем это делает. Как и мы, ага? Он получит то, чего хочет. Посмотри, как он ловко управляется с тобой: наркота, девчонки и черт знает что еще!

На мгновение Пьер был захвачен врасплох.

— Но Кайяпи — человек знания, — запинаясь, заговорил он. — У шемахоя поразительное понимание мира.

— Только не надо вешать мне эту лапшу. Кайяпи не больно-то волнует весь этот «мир». Он знает, где лучше пристроиться, вот и все. Во внешнем мире он — фитюлька, муха, снятая с кучи дерьма, без которого она никакого весу не имеет.

Пьер вглядывался в негра с гримасой тревожной брезгливости.

— Он мой учитель.

— Нечего сказать, замечательное дитя произвело на свет их «поразительное понимание мира»! Остается только радоваться, что у ребенка еще остались рот и нос: все ж какие-то признаки лица. Пьер неистово замахал руками.

— Кайяпи страдал и учился в ссылке. Теперь он вернулся домой. Это фигура поистине героическая.

— Невероятное, чудовищное совпадение событий! — взорвался Цвинглер. — Ведь он не мог знать о том, что вода пойдет на убыль. Это мы взорвали плотину. Он не знал, что все так сложится.

Пьер упрямо замотал головой.

— Нет. Он знал — он обещал мне.

— Да верь ты хоть в черта в ступе — дело твое! Но, по мне, этот монстр — результат приема мака-и. Это единственный результат, к которому можно было прийти без нашего вмешательства. Кайяпи — просто на редкость удачливая бестия.

Вообще-то, они могли быть с Пьером поосторожнее, подумал Соул. Таким образом они только настроят его против себя. Соул попытался увести разговор от взаимных упреков и пререканий.

— Что случилось, то случилось, Том. Но разве мы не оказались правы насчет этих индейцев? Говоря словами П'тери, насчет их «высокой обменной стоимости»? Похоже, дикари бьются над той же проблемой, что и инопланетяне с тринадцатью тысячелетиями их цивилизации. Сферцы обнаружили, что столкнулись лицом к лицу с чем-то паранормальным, находящимся по ту сторону реальности. Они построили универсальную мыслительную машину, чтобы ответить на брошенный вызов. Шемахоя же столкнулись с этим неестественным, неприродным наводнением и сопротивлялись ему по-своему — не технологией, но биологически и концептуально…

Пьер уставился на Соула в замешательстве, удивляясь, вероятно, не накатила ли на него очередная волна наркотической грезы. Конечно, Пьер ничего не знал о Торговцах Сигналами. Принимать участие в дискуссии с ним на эту тему было все равно что вызывать древнеримского жреца Юпитера на беседу о спасении души с парой монахов-иезуитов!

— И все же, Крис, вместо того чтобы ломать тут стулья, не лучше ли признать, что этот ребенок есть сам по себе ответ?

— Он жив. Давайте же сохраним его в таком виде. По-моему, это все, что от нас требуется. Может, это не случайно, что у него нет глаз. Может, так и задумано.

— Конечно! Ведь его ДНК насквозь изгажена этой плесенью!

— Может, это существо вообще ощущает другую реальность за пределами этой. И кто знает, что за язык оно способно произвести? Возможно ли его будет вообще описать или усвоить человеческой психике? Кстати, чем бы нам покормить его? Ведь оно дышит. А дышит — значит, хочет есть.

— Полагаю, никто не принесет дары к яслям, — съязвил Цвинглер. — Похоже, они никакого значения не придают столь выдающемуся событию.

— Это объяснимо, — отреагировал Пьер. — Кайяпи представил вас как «Брухо Караиба» — белых жрецов — так что они держатся подальше.

— Какого же дьявола ты сразу не сказал! Пойдем искать молока для младенца. Француз, показывай дорогу.

С этими словами Честер ухватил его за руку и устремился в направлении деревни.

Соул зашел в хижину — еще раз взглянуть на дитя мака-и.

Какой полет фантазии вывел его на замечание об «ответе»? Он хватался как утопающий за соломинку. Экология, химия, лингвистическая культура шемахоя — на то, чтобы распутать этот клубок, уйдет несколько лет скрупулезных исследований. Может быть, в конечном счете выяснится, что этим народом открыт некий естественный стимулятор, подобный тому, что синтезирован в Гэддоне. Только со специфическим галлюцинаторным эффектом и патологическим побочным — производящим фантазии и чудовищ вместо форсирования мышления.

Ребенок испустил кошачий вопль, как только тень Соула легла на его обнаженный мозг. Он попробовал передвинуться — вперед-назад. Значит, это существо все-таки отличает свет от тьмы?

Что за черт! Ведь он должен умереть. Ему лучше быть мертвым — как его мать, лежавшая с ним бок о бок, чьи девять месяцев заключения под табу привели к столь печальному результату.

Из деревни вернулся Честер, бесцеремонно волоча за собой женщину с разбухшими от молока грудями. В стороне разбрызгивал грязь Пьер, рассказывая ей что-то утешительное на языке шемахоя.

Вид мертвой роженицы и урода-ребенка произвел на женщину неизгладимое впечатление. Она стала вопить и пятиться к выходу. Однако хватка Честера оказалась сильнее любого страха. Он погладил ее соски и сунул черный палец младенцу в рот.

— Скажи ей, француз, пусть не поднимает ребенка, чтобы не повредить ему.

Женщина, наконец, поняла, чего от нее хотят. Она наклонилась над ребенком, направляя раздувшиеся сосцы к его губам. Губы энергично засосали.

— Одному Богу ведомо, есть ли в нем проход от верха к низу. Может, оно все внутри узлом завязано. Как в той легенде — умный змей, связавшийся узлом, а? — И все же Честер внимательно наблюдал за женщиной, чтобы она ненароком не повредила рубцов.