Онлайн книга «Октябрьская страна»
|
Вниз. Думай о бесплодной земле, на которой растет пшеница. Вверх. Думай о том, как она растет, как непонятно чередуются спелые и зеленые участки. Вниз. Думай о... Высокой желтой волной легла под ноги подкошенная пшеница. Небо сделалось черным. Дрю Эриксон выронил косу и согнулся, прижав к животу руки. В глазах стояла тьма, все вокруг бешено завертелось. - Я кого-то убил! - выдохнул он, давясь и хватаясь за грудь. Он упал на колени рядом с лезвием. - Сколько же это я людей порешил... Небо кружилось, как голубая карусель на сельской ярмарке в Канзасе. Но без музыки. Только в ушах стоял звон. Молли сидела за синим кухонным столом и чистила картошку, когда он вошел, спотыкаясь, волоча за собой косу. - Молли! Он плохо видел ее: в глазах стояли слезы. Молли сложила руки и тихо ждала, когда он соберется с силами рассказать ей, что случилось. - Собирай вещи, - приказал Дрю, глядя в пол. - Зачем? - Мы уезжаем, - сказал он тусклым голосом. - Уезжаем? - спросила она. - Тот старик. Знаешь, что он здесь делал? Это все пшеница, Молли, и коса. Каждый раз, когда загоняешь косу в пшеницу, умирает тысяча людей. Ты подрезаешь их и... Молли поднялась, положила нож и отодвинула картошку в сторону. В голосе ее звучало понимание. - Мы долго ездили и мало ели, пока не попали сюда в прошлом месяце, а ты каждый день работал и устал... - Я слышу голоса, грустные голоса там, в поле. В пшенице, - сказал он. - Они шепчут, чтобы я перестал. Просят не убивать их. - Дрю! Он не слышал ее. - Пшеница растет по-дурному, по-дикому, словно она свихнулась. Я тебе не говорил. Но с ней что-то недоброе. Она внимательно на него посмотрела. Его глаза глядели без мысли, как синие стекляшки. - Думаешь, я тронулся? - спросил он. - Погоди, это еще не все. О господи, Молли, помоги мне: я только что убил свою мать! - Перестань! - твердо сказала она. - Я срезал колос и убил ее. Я почувствовал, что она умирает. Вот как я понял... - Дрю! - Ее голос, злой и испуганный, хлестнул его по лицу. - Замолчи! - Ох, Молли, - пробормотал он. Он разжал пальцы, и коса со звоном упала на пол. Она подняла ее и грубо сунула в угол. - Десять лет я живу с тобой, - сказала она. - На обед у нас частенько бывали одна только пыль да молитвы. И вот привалило такое счастье, а ты не можешь с ним справиться! Она принесла из гостиной Библию и начала листать книгу. Страницы шелестели, как колосья под тихим ветром. - Садись и слушай, - сказала она. Снаружи донесся смех - дети играли у дома в тени огромного дуба. Она читала, время от времени поднимая глаза, чтобы следить за выражением его лица. После этого она каждый день читала ему из Библии. А в среду через неделю Дрю отправился в город на почту - узнать, нет ли для него чего в окошке "До востребования". Его ждало письмо. Домой он вернулся постаревшим лет на двести. Он протянул Молли письмо и бесстрастным срывающимся голосом рассказал его содержание: - Мать умерла... в час дня во вторник... от сердца... Он ничего не добавил, сказал только: - Отведи детей в машину и собери еды на дорогу. Мы уезжаем в Калифорнию. - Дрю... - сказала Молли, не выпуская письма из рук. - Ты сама знаешь, - сказал он, - что на этой земле пшеница должна родиться худо. А посмотри, какой она вырастает. Я тебе еще не все рассказал. Она поспевает участками, каждый день понемногу. Нехорошо это. Когда я срезаю ее, она гниет! А уже на другое утро дает ростки, снова начинает расти. На той неделе, когда я во вторник жал хлеб, я все равно что себя по телу полоснул. Услышал - кто-то вскрикнул. Совсем как... А сегодня вот письмо. - Мы остаемся здесь, - сказала она. - Молли! - Мы остаемся здесь, где у нас есть верный кусок хлеба и кров, где мы наверняка проживем по-человечески, и проживем долго. Я не собираюсь больше морить детей голодом, слышишь! Ни за что! За окнами голубело небо. Солнце заглянуло в комнату. Спокойное лицо Молли одной стороной было в тени, но освещенный глаз блеснул яркой синевой. Четыре или пять капель успели медленно набежать на кончике кухонного крана, вырасти, переливаясь на солнце, и оборваться, прежде чем Дрю вздохнул. Вздохнул глубоко, безнадежно, устало. Он кивнул, не поднимая глаз. - Хорошо, - сказал он. - Мы остаемся. Он нерешительно поднял косу. На металле лезвия неожиданно ярко вспыхнули слова: "Мой хозяин - хозяин мира!" - Мы остаемся... Утром он пошел проведать старика. Из самой середины могильного холмика тянулся одинокий молодой росток пшеницы - тот самый колос, что старик держал в руках несколько недель назад, только народившийся заново. Он поговорил со стариком, но ответа не получил. - Ты всю жизнь проработал в поле, потому что так было надо, и однажды натолкнулся на колос собственной жизни. Ты его срезал. Пошел домой, надел воскресный костюм, сердце остановилось, и ты умер. Так оно и было, правда? И ты передал землю мне, а когда я умру, я должен буду передать ее кому-то еще. В голосе Дрю зазвучал страх. - Сколько времени все это тянется? И никто в целом свете не знает про поле и для чего оно - только тот, у кого в руках коса?.. Он вдруг ощутил себя глубоким старцем. Долина показалась ему древней, как мумия, потаенной, высохшей, призрачной и могущественной. Когда индейцы плясали в прериях, оно уже было здесь, это поле. То же небо, тот же ветер, та же пшеница. А до индейцев? Какой-нибудь доисторический человек, жестокий и волосатый, крадучись выходил резать пшеницу грубой деревянной косой... Дрю вернулся к работе. Вверх, вниз. Вверх, вниз. Помешанный на мысли, что владеет этой косой. Он сам, лично! Понимание нахлынуло на него сумасшедшей, всесокрушающей волной - сила и ужас одновременно. Вверх! Мой хозяин! Вниз! Хозяин мира! Пришлось ему примириться со своей работой, подойти к ней по-философски. Он всего лишь отрабатывал пищу и кров для жены и детей. После всех этих лет они имеют право на человеческое жилье и еду. Вверх, вниз. Каждый колос - жизнь, которую он аккуратно подрезает под корень. Если все рассчитать точно - он взглянул на пшеницу, - что ж, он, Молли и дети смогут жить вечно. Стоит найти, где растут колосья Молли, Сюзи и маленького Дрю, и он никогда их не срежет. |