Онлайн книга «Ментовская работа»
Выбирая свободные минуты, Сергеев и Попов продолжали готовить освобождение Лунина. Собственно, основную роль здесь играл Сергеев, а Валера ассистировал, то веря в успех задуманного, то в очередной раз приходя к мысли, что вовлечен в обреченную на провал авантюру. Но как бы то ни было, слово он дал и отступать не собирался. — Надо готовить обоих — и Алексеевича и врача, — сказал Сергеев во время очередного обсуждения операции. — Лучше заранее перестраховаться. А то вдруг влезут в последнюю минуту? Вовлечь в душевный разговор за бутылкой водки Ромова не составило труда, хотя Попов испытал укол совести: старик был крайне недоверчив и осмотрителен к чужим, а их считал своими, и получалось, что они злоупотребляют доверием. — Нет порядка, — сказал Сергеев, когда одна бутылка была уже закончена, а вторую только откупорили. — Милиционеры мимо пьяного идут — рожи отворачивают, гаишники только водителей норовят прищучить, а что там на тротуаре творится — их не касается. Охрана свои задачи решает, паспортники — свои, а с уголовниками только мы бьемся, может, еще участковый… — Смотря какой участковый, Сашенька, — оживился Иван Алексеевич. — В наше время по тридцать лет на одном участке работали, каждую собаку знали! Еще заявление о краже не поступило, а он приходит и выдает: кто, с кем, где вещи. Остается поехать и взять. Но если хозяина нет — все валится! Иван Алексеевич махнул рукой и потер ладошкой подбородок. — А суды что делают! — в точном соответствии со сценарием подлил масла в огонь Попов. — Не хотят выносить приговоры, и все тут! Как сложное или скандальное дело, найдут зацепку — и на доследование! Они собрались у Сергеева и сидели прямо на кухне, за маленьким, обшитым белым пластиком столом. Закуска была обычная для подобных случаев: вареная картошка, соленая капуста с базара, луковицы, сало — опять-таки с рынка — и хлеб. Все трое ели с аппетитом, а выпивали только Ромов с Поповым. — Это не потому, что суды, или ГАИ, или охрана. — Иван Алексеевич подцепил вилкой картофелину, размял в тарелке, приготовил лук и капусту. — В людях ответственности нет. Работать никто не хочет. Равнодушные стали, злые. Не собираются, песенок хороших не поют. Давайте по единой… Валера и Ромов выпили, Сергеев чокнулся, пригубил и поставил рюмку. Иван Алексеевич покосился неодобрительно, но ничего не сказал. — Ответственности боятся, — подталкивал Ромова Валера. — Каждый за свою задницу дрожит: как бы чего не вышло да по шапке не дали! — Точно, все и боятся, за кресла держатся, — подтвердил Иван Алексеевич и добавил: — Хорошо, у меня уже никакого кресла нету. Отсидел я свое в креслах-то, геморроем обзавелся, а больше ничем… — А у нас что? — спросил Валера. — Стулья драные, да и то присесть некогда. — И вам держаться не за что, — охотно согласился Ромов. — Пахарь — он везде пахарь. — Знаете что? — вдруг спросил Сергеев, повторяя интонации Ивана Алексеевича, даже глаза и губы попытался округлить. — Давайте мы хоть раз этим чиновникам носы подотрем! Сделаем как положено, по справедливости, и плевать на их хитромудрые расчетики! — Давай сделаем! — так же охотно согласился Ромов. — А что ты, Сашенька, удумал? — Да вот этот приговор идиотский по Лунину! Они нашего товарища списали, как последнего урку, а Лесухина помиловали. Давайте и мы Лунина помилуем! Отпустим — и дело с концом! Иван Алексеевич слушал, как всегда, внимательно и согласно кивал головой, но при последних словах словно окаменел. — Не пойму… Как так отпустим? — Очень просто, — самым естественным голосом ответил Сергеев. — Вместо исполнения разыграем спектакль, а потом выпустим его — пусть едет куда хочет! А у него есть местечко — ни одна собака не докопается… — И обратно не пойму. — Иван Алексеевич отставил рюмку. — Кто же приговор отменит? Или телеграмму пришлет? — Да никто! Мы сами решим! Иван Алексеевич посмотрел на Сергеева, на Попова, снова перевел взгляд на Сергеева. — Ну ладно, когда с пьяных глаз такие шутки, это понять можно. Но мы-то трезвые, только вторую начали! А ты и вовсе не пил. Как же тебя понимать? — А что тут особенно непонятного? — Гигант пер напролом, часто ему это помогало. — Да то! — холодно сказал Иван Алексеевич. Он построжал, выпрямился, даже кожа на лице подтянулась. — У меня выслуги с войной — почти полвека. Всяко бывало: и пили, и дурака валяли, всяко… Но чтобы до такого додуматься… — До чего «такого»?! — заорал Сергеев. — Сам же говорил, что исполнять не станешь! Сам! — Это совсем другое, — по-прежнему холодно и подчеркнуто спокойно проговорил Ромов. — Напишем рапорт, и пусть его отправляют в Северную зону исполнения. Вот и решение вопроса для нас. А ему-то помочь невозможно. Никак невозможно! И даже придумать такое я бы себе не позволил, пусть и литр выпью! Трах! Громадная ладонь с силой опустилась на белый пластик. Звякнув, полетела на пол вилка, разбрасывая во все стороны клейкие полоски капусты. — Службисты хреновые! И черт с вами, подаю рапорт! И Валера подаст! Сами исполняйте! Сергеев вскочил, сделал неопределенное движение рукой, затем схватил свою рюмку и с размаху выплеснул в раковину. — Я к этому грязному делу руки не приложу! И вообще, больше на точке вы меня не увидите! — Вот это другой разговор, здравый. Это пожалуйста. Не можешь, не нравится, трудно тебе — уйди в сторону. Ромов помолчал, подвигал челюстью. — Только кто будет за тебя в грязи ковыряться? Пусть удавы по земле ползают, учителя деток уводят, кисляевы всяких девчонок насилуют… Так выходит? Он поднялся, отряхнул ладони, будто пыль сбивал. — Ты не говорил, я не слышал. Скажу Викентьеву, что Лунина исполнять не будем. Пусть принимают решение. Ромов вышел из кухни, протопал по коридору, хлопнула входная дверь. — И что теперь? — спросил Попов. Товарищ пожал плечами. Он выглядел усталым и подавленным. — Вот тебе и старичок-боровичок… — Я сразу говорил, что это афера. — Говорить легко… Делать трудно… Сергеев несколько раз вздохнул, успокаиваясь, сел на место, со стуком поставил рюмку. — Конечно, если хорошее дело… Он налил до краев, поднес ко рту, замешкался и резко отвел руку. Водка выплеснулась на брюки и белую пластиковую поверхность. Гигант потер левую сторону груди. — Сердце? Сергеев качнул головой. — Мышцу сводит. Сейчас пройдет. А Викентьев вызовет, скажем — разыграли мухомора. Но рапорт я ему положу. Завтра же. |