Книга Секретный сотрудник, страница 18 – Хуан Мирамар

Гонта криво усмехнулся и кивнул на плац, где продолжали топтаться солдаты.

– Так твой шпионский начальник ничего тебе нового не сказал? – опять спросил он, и Кузницу опять почудились в его голосе меланхолические нотки.

«Сдал капитан, – подумал он, – а может быть, это оттого, что он «условно мертвый»? – и тут же мысленно поправил себя: – Слишком это тонкие для него материи».

– Ничего, – ответил он Гонте, а потом подумал: «Почему бы и не рассказать – ведь Эджби не просил меня никому не рассказывать?» – и добавил: – Тут «потерянный» объявился, украинский казак. Эджби просит меня поговорить с ним по-украински.

– Правда? – оживился Гонта. – Возьми меня с собой, а?

– Не знаю, – засомневался Кузниц, – как Эджби на это посмотрит. Давайте встретимся с ним, а там, как он скажет.

– Спасибо, лейтенант, – просиял Гонта, – очень интересуют меня эти «потерянные», а тут еще наш, украинец, – очень интересно будет с ним побалакать.

– Побалакать едва ли удастся, – сказал Кузниц, – он, должно быть, на старославянском говорит или на старотюркском каком-нибудь – не известно ведь, из какого времени он к нам попал.

– Там видно будет, посмотреть на соотечественника из другого времени и то интересно, – Гонта не скрывал своей радости. – А кстати, ты не знаешь, лейтенант, как это получается, что эти «потерянные» из другого времени в наше попадают? Ты ведь образованный, и друзья у тебя образованные.

– Не знаю, ~ Кузницу совсем не хотелось начинать научный диспут с капитаном украинской разведки, – поле, говорят, какое-то. А образование у меня – сами знаете – совсем не то, что здесь требуется.

– Ну ладно, – не настаивал Гонта, – не знаешь, так не знаешь. Ты когда с ним встречаешься, с Джеймсом Бондом этим?

– В восемь в центре, – ответил Кузниц, уже жалея, что проговорился, – давайте возле штаба в половине восьмого.

Он опять козырнул на английский манер и пошел в штаб, а Гонта опять уселся на ступени и, презрительно прищурившись, продолжил свои наблюдения за успехами Malta Coalition Force [37] в деле освоения боевых единоборств.

В комнате переводчиков обстановка была привычной – Хосе с Ариелем, как всегда, спорили, как всегда, об Украине и, как всегда, горячо и на грани драки.

– Joder! [38] – кричал Хосе. – Joder! Твоя Украина всю дорогу и нашим, и вашим, пока кто-нибудь ее не завоюет от нечего делать: Россия, Польша или Германия.

Ариель молча сверлил Хосе взглядом, казалось, готовый наброситься и разорвать оппонента на куски.

– Предлагаю дуэль, – с порога заявил Кузниц, – на мясорубках – мясорубки, кажется, еще не утратили своих боевых качеств. Могу быть секундантом. Вторым возьмите капитана Гонту – он настоящий джентльмен, chevalier sans peur et reproche [39] – немедленно настучит начальству.

– А пошли вы все! – крикнул Хосе и выскочил из комнаты, чуть не сбив Кузница с ног.

Ариель посмотрел ему вслед, закурил, замысловато выругался и небрежно поинтересовался:

– Ну что нового, Генри, в твоем таинственном мире плаща и кинжала?

Как будто не было никакого спора на грани драки, как будто это не он только что сверлил Хосе ненавидящим взглядом. Кузниц хорошо знал переменчивый характер Ариеля и относился к нему как к данности. Раздражала эта черта только Хосе.

– Мы разоружаемся и переодеваемся, – ответил он Ариелю в его же духе, – плащи побоку, будем носить безрукавки, а кинжалы перекуем на эти, как их?

– Орала, – подсказал Ариель.

– Нет, орало из кинжала едва ли выкуешь, перекуем их на портновские ножницы и будем кроить из плащей безрукавки.

– А если серьезно? – спросил Ариель.

– А если серьезно, то мы с Абдулом приглашаем вас на прощальный ужин в «Счастливом Гарри». Вы как?

– Спасибо. Я-то «за», конечно, – ведь завтра домой уезжаем, а вот как Хосе – не знаю, ты поговори с ним.

«Все уже знают об отъезде, – подумал Кузниц, – вот тебе и пресловутая военная тайна», – и сказал:

– Ладно, с Хосе я поговорю. Давайте часов в девять сегодня, а то у меня вечером еще одно дело есть.

– Какое дело? – тут же заинтересовался Ариель.

Очень он любил узнавать о делах своих друзей и знакомых и давать советы того типа, который англичане называют «after death the doctor». [40] Поэтому Кузниц, вспомнив, что он только что думал о военной тайне, ответил:

– Это, Ари, военная тайна, need to know, [41] так сказать.

– Ты же вроде решил перековать мечи на орала, – заметил Ариель.

– Это долгий процесс, – ответил Кузниц, – и вообще, зря ты с Хосе опять завелся – у нас дел много: надо вещи собрать, бумажки все привести в порядок.

– А что там собираться? – сказал Ариель. – У меня рюкзак почти не распакованный стоит, а отчет я уже написал.

– Пошли тогда по городу погуляем, – предложил Кузниц, – лучше смыться из штаба, а то Ярошенко нам под занавес какую-нибудь работу подкинет.

– Пошли, – сказал Ариель.

Открыв тяжелую кованую дверь штаба, которая помнила прикосновения железных рукавиц испанских рыцарей, живших в этом оберже, Кузниц с некоторым удивлением обнаружил, что капитан Гонта все еще сидит на каменных ступенях. Он сидел в той же позе и пристально смотрел на плац перед штабом, хотя солдат, осваивающих боевые искусства, там уже не было – плац был пуст, и смотреть там было абсолютно не на что.

«А может, капитан и правда не совсем живой?» – опять посетила его странная мысль, но думать о чем-либо в присутствии Ариеля было невозможно – Ариель громко излагал свою версию недавних событий, которая, надо признать, не очень отличалась от того, что думал обо всем этом сам Кузниц.

– Это только кажется, что от лазерных лучей никто не пострадал, – размахивая руками, вещал Ариель, – просто их действие не сразу проявляется. Это вроде радиации – дрянь эта, лазерные лучи или то, что они в себе несут, накапливается и человек, получивший дозу, обречен. Умрет обязательно рано или поздно.

– Все умрем, – сказал Кузниц, просто чтобы что-нибудь сказать.

– Тоже верно, – согласился Ариель и замолчал.

Они шли по улице Республики и вскоре вышли на площадь перед собором св. Иоанна – тяжеловесным сооружением в романском стиле с помпезным портиком и двумя симметрично расположенными звонницами. Вся площадь вплоть до ступеней широкой лестницы у дверей собора была уставлена столиками летнего кафе.