Онлайн книга «Меч Немезиды»
|
Саид взял трубку. Номер звонившего не отобразился. Но голос шейх узнал сразу. Пульсирующий от скрытой силы, он бился в мембране и явно не нес хороших вестей. После каждой фразы тихий вкрадчивый переводчик повторял ее по-арабски. — Слушай меня, поганая собака! Я получил своих заложников, как и хотел. Теперь ты можешь получить своих… Наступила короткая пауза. — Помнишь автобус с журналистами в Кусане? Ты взял выкуп и убил их всех… Снова пауза. — Я решил поступить с тобой так, как ты поступал с другими… — Где мой отец?! — не сдержавшись, рявкнул Саид. — Где брат моего друга? — В старом гончарном цехе в Наджире, в шести километрах от города. Я их повесил, Саид. Обоих. А цех заминировал. Ты учил, а я хороший ученик. Будь здоров, Саид. Когда бледный как смерть аль-Хакатти объявил печальную весть, Ахмед Кайван захрипел, схватился за сердце и откинулся на подушки. Губы его посинели. Остальные насиры разразились возмущенными криками. * * * Не прошло и часа, как руины закрытого еще в конце 60-х гончарного завода в Наджире были оцеплены. Дауд аль-Хакатти и Салех Кайван находились в устье одной из восьми печей для обжига — полуразваленных и забитых всяким мусором. Их могли бы найти и быстрее, но какое-то время ушло на поиски бомбы. Бомбы не нашли. А оба пленника оказались живы и здоровы. По правде говоря, у старого Хакатти были повреждены кисти рук — связанный старик пытался вскрыть вены о торчащий из стены осколок камня, чтобы избежать позорной смерти от гяуров. Но лишь заработал себе несколько кровоточащих ссадин и растяжение связок. За эту ночь Саид аль-Хакатти поседел как лунь. Ахмед Кайван долго лечился, но так и не восстановил здоровья. Моральный дух руководителей группировки был безнадежно подорван. А через месяц «Белого шейха» Саида убили. Предположительно — свои же насиры, окончательно утратившие веру в своего предводителя. Группировка «Торжество ислама» просуществовала еще полгода, пока Рашид, Аббас, Джабир и Мирза решали, кто из них более достоин ее возглавить. Но тут в дело вмешались дядья аль-Хакатти, а также его двоюродные братья… Террористическая организация, некогда наводившая ужас на весь Западный мир, переключилась на внутренние разборки и фактически прекратила свое существование. Во всяком случае, на политической арене она не появлялась, и контртеррористические службы мира о ней больше не слышали. * * * Круизный лайнер «Лев Толстой» приближался к Трабзону, оставляя за кормой широкий белый бурун, растянувшийся в прозрачной бирюзовой воде на добрый километр. — Смотри, самолетик! — Стройная девушка на палубе для загара подняла тонкую руку и указала острым малиновым ноготком в прозрачное светло-голубое небо, в котором маленький серебристый крестик оставлял за собой похожий — белый, постепенно тающий инверсионный след. — Интересно, кто на нем летит? Мужчина в соседнем шезлонге провел ладонью по ее загорелому животу, чуть выше узеньких стрингов. — Люди, дорогая, кто же еще… Он запустил большой палец под резинку и погладил чисто выбритый лобок. Она не шелохнулась. — Русские? — Вряд ли. Скорей всего какие-нибудь немцы или англичане. — А может, греки? — Может, и греки. — А ты мне купишь шубу в Афинах? Разговор принял приземленный и сугубо практичный характер. А юркий «Фалькон» на высоте семи тысяч метров разрезал серебристыми крыльями ледяной разреженный воздух. В нем не было ни немцев, ни англичан, ни греков, только русские и один осетин. Большинство дремали, предвкушая встречу с домом. Кузьмин о чем-то озабоченно шептался с генералом Карпенко, Шаура пел: А ночью, покинув, родные места, Летел он над сектором Газа. Быть может, в стране, где распяли Христа, Сегодня полковник спецназа… — Хватит, Костя, Израиль уже давно пролетели, дай ребятам поспать, — урезонил его Блинов. Хотя гул двигателя мешал сну гораздо больше, чем песня, Шаура послушно замолчал. Спецрейс приближался к Москве. Группа возвращалась без потерь. * * * — Что ж, Виталий Сергеевич, это большой успех! Поздравляю! Генерал Стравицкий вложил отчет в зеленый файл и улыбнулся. — Вашей работой довольны на самом верху, — он многозначительно показал пальцем в потолок. — Будете представлены к ордену. И напишите предложения по награждению отличившихся бойцов… — Да все отличились, товарищ генерал, — пожал плечами Карпенко. — Значит, на особо отличившихся, — уточнил Стравицкий. — Есть! — Карпенко встал. — Разрешите идти? Но вместо ожидаемого «Идите» советник Президента произнес совсем другое: — А что там за история с отрезанными головами? — спросил Стравицкий, пристально глядя в глаза командира «Меча». На лице Карпенко не дрогнул ни один мускул. — С какими головами? Стравицкий продолжал буравить его пронзительным взглядом. — С теми, которые были подброшены «Белому шейху». Головы его ближайших сподвижников? Об этом меня спрашивали и на самом верху, — он снова указал в потолок. Карпенко пожал плечами: — Мне об этом ничего не известно. Похоже на разборки среди террористов. У них принят такой метод расправы. Стравицкий испытующе смотрел ему в глаза, будто пытался загипнотизировать. Карпенко спокойно, не моргнув, выдержал этот взгляд. — Ну ладно… Теперь о следующем задании… Советник вытащил из ящика стола довольно толстую картонную папку с размашистой надписью синим фломастером поперек обложки. Карпенко прочел перевернутые буквы: «Тиходонская УТГ». — Изучите эти материалы и доложите план действий. Похоже, мы имеем дело с новым видом преступности, против которой бессильны и законы, и традиционные методы милиции и спецслужб. Командир «Меча» взял папку: — Разрешите идти? — Идите! Хозяин кабинета проводил гостя до двери, крепко пожал руку. И в последний момент спросил: — А как вы думаете, если бы не эти головы, аль-Хакатти отпустил бы заложников? Теперь Карпенко очень внимательно посмотрел в глаза куратора группы: — Думаю, пятьдесят на пятьдесят. Случайное обстоятельство сыграло нам на руку. Когда дверь за ним закрылась, Стравицкий покрутил головой и чему-то усмехнулся. * * * — Слушай, у тебя колесо не отцентровано! — развязно заявил генерал Борисов. Впрочем, сейчас он был мало похож на генерала. В штатском костюме цвета ирландских сливок и с длинной сигарой во рту, Борисов походил на капиталистического выжигу, какими их изображали в старом советском кино. Единственный игрок в рулетку развалился в кресле, закинув ногу на ногу, так что крупье со своего места мог спокойно прочесть выбитую на подошве туфли надпись Testoni. Кстати, подошва была идеально чистой, будто он прилетел в «Алмаз» по воздуху. |