Книга Хозяева Острога, страница 67 – Юрий Брайдер, Николай Чадович

– Это верно. Никто из людей не состоит в более тесных отношениях с Хозяевами, чем ты.

– Держите меня в курсе всех своих дел и без моего ведома не предпринимайте никаких важных шагов. Помните, что мы находимся в весьма деликатном положении. Если по нашей вине пострадает хотя бы один Хозяин – делу конец. Людям этого никогда не простят. Наша цель – не столько запугать, сколько убедить Хозяев… И вот что ещё! Создайте дополнительную группу. Для противодействия лизоблюдам. Надо научиться упреждать каждую их вылазку. Но опять же, по возможности, без насилия.

– А как же быть при самообороне? – поинтересовался сухопарый.

– Самооборона дело другое, – вспомнив о Цвире, Темняк помрачнел. – Самооборона без насилия невозможна. Это ты верно подметил…

– А что означало твоё «хотя»? – Сухопарый демонстрировал завидную память, что для человека, постоянно подставлявшего свою голову под удары, было в общем-то не характерно.

– Какое «хотя»? – А вот у Темняка порядка в голове как раз и не было.

– Ты сказал, что не завидуешь тому, кто попытается воспользоваться жёлобом, раньше считавшимся лестницей в небо, – напомнил сухопарый. – А потом добавил «хотя».

– Да, да… Что-то я хотел сказать. Вот только что… Вспомнил! У меня есть подозрение, что лизоблюды пользуются этим жёлобом для поддержания контактов со своими сторонниками внизу. Детали мне пока неизвестны. Постарайтесь отыскать человека по имени Тыр Свеча. Он должен быть где-то здесь. Это один из вождей лизоблюдов. Вот пока и всё. До встречи!

– Наша встреча может и не состояться. В следующий раз к тебе придёт совершенно другой человек. Но на всякий случай давай познакомимся. Меня зовут Бахмур.

– А дальше?

– Дальше не надо. Здесь нет деления на улицы. Но вообще-то я из Иголок.

– Ну а меня прозвали в Остроге Темняком. Не за цвет кожи, а за неясное прошлое.

– Тогда сообщи свое настоящее имя. Если теперь тебя назовут им, можешь быть уверен, что имеешь дело с надёжным человеком.

– Пусть будет Артём. Честно сказать, я уже отвык от этого имени, но как раз его мне и дали при рождении.

Про себя он подумал: «Кажется, я влип в историю. И влип по крупному».

Едва только Темняк расстался с сухопарым Бахмуром, как перед ним возникла Зурка, всё это время находившаяся где-то поблизости.

– Ты что, подслушивала? – поинтересовался Темняк, не очень-то обеспокоенный этим фактом: вряд ли девица могла понять и половину сказанного.

– Очень надо! – Зурка опять надулась, что в общем-то было её обычным делом. – Я потому тебя здесь поджидаю, что накормить хочу. Специально приготовила твою любимую еду.

– Благодарю за заботу, но я уже немного привык к хозяйской пище. На поверку она оказалась довольно сносной.

Тем не менее он заглянул в закуток, где обитала Зурка, и умял добрую порцию салата, на этот раз приготовленного из овощных очисток. Затем она подала ему что-то вроде серебряного ушата, наполненного зеленой жижей, запах и вкус которой были хорошо знакомы Темняку по вчерашней вечеринке.

– Помянем Цвиру, – сказала она, сделав первый глоток. – Хоть и подлец был, но всё же человеческого рода.

Напиток пришелся весьма кстати, поскольку остатки вчерашнего хмеля ещё давали о себе знать легким дрожанием рук и слезой, время от времени туманившей взор. Темняк даже попытался вызвать в себе жалость к Цвире, но не получилось. Трудно жалеть человека с такой злодейской рожей.

– Что пригорюнился? – Зурка толкнула его коленом. – Помянули и забыли. Не вернёшь уже человека. Зато нам теперь никто мешать не будет.

– Нам? – вяло удивился Темняк. – Ты что имеешь в виду?

– А ты как будто и не догадываешься! – Она слегка наклонилась вперед, выставив на обозрение свои груди, крепкие, как кулаки Бахмура, но куда более притягательные на вид.

– Поговаривают, что Хозяева не приветствуют любовные связи между слугами, – осторожно промолвил Темняк, которому после всех злоключений нынешнего дня больше тянуло ко сну, чем к женским прелестям.

– Ты думаешь, они понимают, когда мы занимаемся любовью, а когда просто деремся? Им всё это глубоко безразлично. Главное, чтобы не появилось потомство. Вот уж этого они терпеть не могут… Но ты ничего не бойся. Предохраняться я умею.

Разговор перешел на темы, от которых краснеют даже многоопытные матроны, а Зурка только довольно похохатывала. Темняку подумалось, что сегодня он целый день делает что-то через силу. Сначала утомительная прогулка с Цвирой, потом тягостный разговор с Бахмуром… а теперь ещё предстоит лезть на Зурку. Как-то всё не вовремя.

– Не думаю, что у нас получится, – сдавшись в душе, он ещё продолжал отговариваться на словах. – Я ведь похож на острожанина только внешне, а на самом деле принадлежу к совершенно другой расе. У меня даже зубов меньше вашего. Тридцать два, а не тридцать шесть.

– При чем здесь зубы? Мы ведь не кусаться собираемся, – вполне резонно заметила Зурка. – А всё остальное у тебя на месте и даже в боевой готовности. Я ведь видела, когда тебя брила.

– Ну коли так, давай попробуем. Только потом не обижайся, я предупреждал.

– Подожди… – внезапно её миленькое личико, на котором мысли не оставили не то что росчерка, а даже запятой, исказилось чем-то, похожим на раздумье. – Ты не хочешь меня?

– Ну как сказать… Не то, чтобы совсем не хочу… Но сегодня предпочел бы воздержаться.

– Вот и славно! – похоже, что это известие её весьма обрадовало. – А уж как я не хочу! А уж как я бы воздержалась! После того, что вытворял со мной этот вурдалак, меня от вашей любви просто тошнит.

– Зачем же ты тогда трясла передо мной своими снастями? – Темняк осторожно тронул её за грудь.

– Завлекала. Боялась, что ты обидишься, если я опять откажу, – призналась Зурка. – Нам ведь теперь ладить надо.

– Глупости. Можно ладить и без этого, – он вновь тронул её за грудь, но уже посильнее.

– Ловлю тебя на слове. Будем жить как брат с сестрой. И впредь о подобных мерзостях даже не заикайся, – она прикрыла грудь руками.

– Ты знаешь, мне что-то приспичило, – с Темняком случилось то, что называется эффектом запретного плода. – Ну-ка быстренько сбрасывай свои тряпки!

– А фигушки! – Зурка отпрыгнула от него козой. – Первое слово сильнее второго! Если сразу отказался от меня, теперь кусай локти. И нечего здесь рассиживаться. Выметайся вон! Сегодня будем ладить через стенку.

Ночью, то и дело отпихивая Стервозу, наваливавшуюся ледяной глыбой, Темняк усиленно размышлял над событиями минувшего дня.

Вообще-то фраза типа: «Он глубоко задумался» или «Мысли омрачали его высокое чело» – всегда казалась Темняку если и не абсурдом, то дурной литературщиной. Человек может заставить себя говорить, но заставить себя думать – никогда. Это такой же нонсенс, как заставлять почки очищать кровь или желудок – переваривать пищу. Мысли по определению присущи любой, даже самой тупой башке. Иногда они роятся безо всякого смысла и толка, словно мошкара над болотом, а иногда, даже вне зависимости от воли своего формального владельца, начинают вдруг упорядочиваться, кристаллизироваться и в итоге порождают шедевр, называемый истиной.