Онлайн книга «Хозяева Острога»
|
Публика, и без того взбудораженная, распалялась всё больше и больше. Из толпы неслись реплики, в которых восхваления самым причудливым образом переплетались с хулой. Особенно усердствовали женщины, составлявшие в Остроге ударную силу всех уличных беспорядков. – Покоя нет! – орали они. – Ночью по нужде боязно выйти! Сторожа совсем зажрались! Сутками спят! – Да они давно Ворам запродались! – вторили мужские голоса. – С потрохами. – Твои преемники народ за нос водят! – Неправда! Бадюг Верёвка свое слово держит! – Мерзавец ваш Бадюг! С потаскухами в открытую живёт! В киселе их купает! – Жрачка день ото дня дорожает! – Скоро всем нам конец придет! Слух есть, что Хозяева собираются мусор на улицах поджечь! – Клопы совсем заели! – Требуем для народа бесплатного киселя! – Потаскух на Бойло! – Тебя, горлопана, самого туда же! – Дряка Сторожа к ответу! – И Млеха заодно! Главные кровопийцы! – Кто против Дряка ещё хоть одно слово скажет, тому язык вырву! – Не верь им, Темняк! – Меня, меня послушай! – Нет, меня! – Никого не слушай, кругом одни лгуны! – Скажи сам что-нибудь! – Скажи хоть слово! – Скажи! Спустя пять минут вся улица дружно скандировала: «Скажи! Скажи! Скажи!» – и Темняк понял, что вот просто так уйти отсюда ему не дадут. Дело происходило на улице Киселя, и он вскочил на огромный горшок, перевернутый для просушки. Теперь все могли видеть его, а Темняк, в свою очередь, получил возможность судить о настроениях острожан по их лицам (верить толпе на слово то же самое, что давать взаймы пройдохе – обязательно обманешься). Узрев своего кумира во всей красе, толпа взвыла. Дождавшись, когда наступило относительное затишье, Темняк осведомился: – Кто-нибудь из Сторожей здесь есть? – Я! Я! – несколько человек стали активно проталкиваться к нему. Решительным жестом остановив их, Темняк приказал: – Быстро разыщите Дряка и Млеха. Заодно и Бадюга. Пусть идут сюда. Да поторопятся. Из своего не слишком богатого опыта общения с возбужденной толпой Темняк вынес парочку несложных правил. Во-первых, надо иметь луженую глотку, а во-вторых, следует взывать не к разуму, а к чувствам. Разума толпа не имеет по определению, как не имела его многоголовая гидра или Змей Горыныч, а по части чувств её можно сравнить с девицей нежного возраста, готовой поверить любому сладостному обману. Напрягая голос, не однажды находивший своих слушателей и в рёве урагана, и в грохоте схватки, и в гомоне пира, Темняк произнёс: – Надеюсь, нужды в представлениях у меня нет. Вы сами когда-то приютили меня в этом городе и нарекли тем именем, которое я ношу и поныне. Долгое время я жил с вами бок о бок, деля печаль и радость. Я вышел живым из горнила Бойла, а потом всячески старался облегчить вашу жизнь. Видя безобразия, творящиеся повсюду, я покинул милые моему сердцу улицы и отправился искать справедливость на верхотуру. Темняк воздел указательный палец к почти невидимому отсюда небу, и толпа, воспользовавшись секундной паузой, опять подняла гвалт, в котором нельзя было разобрать ни единого дельного слова. Однако нашего доморощенного оратора это ничуть не смутило. – В поисках ответа на свои горестные вопросы я обошел все тамошние закоулки, – продолжал Темняк. – Делил с работягами их тяжкую долю, прислуживал Хозяевам, дрался им на потеху, был свидетелем распрей, в которых погрязли люди, мнящие себя защитниками острожан, и в конце концов заслужил доверие Хозяев. – Ты не видел там Оклю Башмака? – завопила какая-то женщина, стоявшая в первом ряду. – Оклю я не видел, врать не буду, – ответил Темняк. – Зато я встречался с Камаем Гробом, Шварой Горшком, Дюгой Иголкой и многими другими острожанами, которые здесь давно считаются покойниками. Все они живы-здоровы, хотя судьба их сложилась по-разному. Обещаю, что в самое ближайшее время вы сможете повидать своих родных и близких. Толпа, превратившаяся в одно огромное живое существо, для которого воля каждой отдельной клетки ровным счетом ничего не значила, давно жила своей собственной жизнью. Сейчас ей одновременно хотелось и слушать, дабы удовлетворить любопытство, и орать, чтобы дать выход страстям. До поры до времени оба этих в равной мере нездоровых влечения успешно совмещались. Когда накатывала приливная волна криков, Темняк умолкал, а когда следовал неизбежный отлив, начинал говорить снова. – Из своих скитаний я принес вам нерадостные вести, – говорил он. – Хозяева заняты своими заботами, и до людей им нет ровным счетом никакого дела. Не хочу заранее пугать вас, но, когда слой уличного мусора превысит допустимый уровень, Хозяева без зазрения совести уничтожат его всеми имеющимися у них средствами. Поголовное истребление вам, конечно, не грозит, но всё придётся начинать сначала. Однако самое печальное даже не это. Печально то, что, оставаясь в пределах города, вы не имеете никакой возможности для дальнейшего развития. Зачем питаться отбросами с хозяйского стола, если за стенами Острога вкусная и полноценная пища растёт прямо из земли или целыми стадами бродит поблизости? Ваши дети постоянно болеют от недостатка света, свежего воздуха и чистой воды, а рядом всё это имеется в избытке, причем абсолютно даром. Вы лишены возможности любоваться красотами природы. На каждую затхлую подземную нору претендует сразу по нескольку семейств. Ваши самые сильные сыновья убивают друг друга на Бойле, а самые красивые дочери прислуживают Хозяевам, не имея права без их соизволения продлить свой род. Справедливо ли это? Шум, возникший на периферии толпы, докатился до импровизированной трибуны, с которой вещал Темняк (конечно, это была не древнегреческая агора, не Иерусалимская Масличная гора и даже не красногвардейский броневик, но, как говорится, по Сеньке и шапка), и стал всеобщим. Темняк перевел дух и огляделся по сторонам – не назревает ли поблизости какая-нибудь провокация. Своими нынешними действиями он растоптал все обязательства, данные накануне лизоблюдам, и, более того, фактически открыл против них боевые действия. Не приходилось сомневаться, что в самое ближайшее время со стороны единомышленников Тыра Свечи последуют ответные меры. Само собой, карательного характера. Но пока особых поводов для беспокойства не было – симпатии толпы защищали его лучше самых надёжных телохранителей. На дальней окраине толпы наметилось какое-то хаотическое движение, и вскоре вся она раздалась на две части. По узкому проходу к горшку-трибуне шагали Дряк и Млех. Бадюг держался чуть позади. Никто не смел ни благословлять, ни охаивать их – когда наступает время высшего суда, дилетантам лучше помолчать. |