Онлайн книга «Принцип карате»
|
— Эта связка имеет продолжение, но освоить его… Прервавшись на полуслове. Колпаков молнией метнулся к двери, резко распахнул так, что стоящий за ней человек чуть не упал. — Черт побери! Сколько можно заглядывать! Гневная речь застряла в горле. Бледный, болезненно-худой парень с густой шапкой то ли белых, то ли седых волос с трудом удерживал равновесие на разъезжающихся костылях. Колпаков поймал его под локоть. — Простите… Парень вырвал руку. — Кого-нибудь ищете? — Просто смотрю! Что, смотреть нельзя? Он выпрямился, запрокинув голову, разглядывая Колпакова как бы сверху вниз, хотя был ниже. Враждебный тон, сверлящий злой взгляд. — Я не думал… Парень презрительно повернулся и, стуча костылями по кафельному полу, направился к выходу. — Нервный какой-то… — заметил Савчук. Колпаков дернул щекой. — На его месте будешь нервным… Явные физические недостатки оказывали на него угнетающее впечатление, увидев калеку, он всегда переходил на другую сторону улицы, поэтому голос прозвучал мрачно и настроение проповедовать преимущества Системы пропало. По дороге в душевую он вспомнил, какое из запланированных на сегодня дел не успел сделать, и окликнул Савчука: — У тебя на примете есть ребята, которым нужно изготовить чертежи к курсовым или дипломным проектам? По установленной таксе? — Лентяи всегда находятся! — Приводи ко мне — один приятель хочет подработать. Мать никогда не чертила студентам, считала зазорным брать с них деньги и вредным приучать перекладывать трудности на чужие плечи. Даже Геннадию не чертила — мол, медвежья услуга, сам должен уметь Но помогала, учила и выучила — лучшие схемы в группе, круглые пятерки, победы на конкурсах… Теперь он решил использовать этот навык для дополнительного заработка. — Договорились? Савчук неодобрительно кивнул. После душа Колпаков прошел в тренерскую, где распаренные ребята, отдыхая, пили горячий сладкий чай из огромного термоса Зимина. Говорили, как дооборудовать залы, какой инвентарь приобрести, обсуждали схемы тренировок. Колпаков высказался о пособии для самостоятельных занятий. Идея понравилась, встал вопрос, как ее реализовать — Я достану инструкцию на английском, — вызвался Габаев. — Перевести, размножить и раздать. Только где взять переводчика, знающего специфику? — Я сам переведу! — Ого! — уважительно протянул Гришка. Когда они собрались уходить. Колпаков между делом рассказал про парня на костылях и с удивлением узнал, что тот заглядывал и в другие залы. — Просунул голову в дверь и смотрит, внимательно так. — Наверняка работает здесь — кочегар, сантехник, гардеробщик… — Или чей-то родственник… На проходной спросили у вахтера, но тот предположений не подтвердил — посторонний человек, пропустил потому, что не похож на обычных любопытных, да и мало ли к кому идет инвалид… Мимолетный эпизод оставил в душе Колпакова неприятный осадок. Почему он смотрел с такой ненавистью? Никакого зла ему не причинили… Может, он сам зол на окружающий мир, на здоровых людей? Ведь что есть зло и что — добро? Если следовать Системе, то никакой разницы между ними нет: слишком далеки эти понятия от познавшего Истину, а потому равно безразличны… Колпаков был внутренне не согласен с таким тезисом, это лишний раз подтверждало, что он стоит на самой низшей ступени совершенства. После встречи с инвалидом дурные предчувствия не покидали Колпакова несколько дней, как бы предвещая новые неприятные события. И они не обманули: умер бывший проректор. Возле траурного извещения в вестибюле шушукалась группка сотрудников во главе с вездесущим Писаревским… — Мы все его любили! Он бы еще сто лет прожил, крепкий мужчина, в соку… Его сопляк убил! Ни с того ни с сего инфаркты не случаются… При приближении Колпакова Писаревский замолчал и проводил его скорбным осуждающим взглядом, а потом вновь напористо зашелестел за спиной. Через час астматический толстяк, запыхавшийся от перебежек по коридорам и лестничным маршам, попался ему навстречу и взял на абордаж. — Все возмущены! У многих были разногласия с Иваном Фомичом, но убивать… Ты откуда вытащил главный козырь про водопровод? Не помнишь? Так знай — из моей колоды! Чужим оружием надо уметь пользоваться. Тут немного не так, здесь — не этак, натяжка, усиление… Да, но для внутреннего пользования! А ты вылез и бухнул в колокола. Вот результат! Писаревский показал пальцем вниз. — Не хочу поднимать шума, я здесь тоже не в лучшем свете. А тебя пусть совесть мучает. И нечего строить из себя чистенького и благородного! Ошеломленный Колпаков еле добрел до кафедры. Всюду мерещились укоряющие взгляды, шепоток по углам. Атмосфера всеобщего осуждения, приглушенные голоса: убийца, убийца… И хотя он понимал, что это нервы, сообщение Писаревского выбило из колеи. Ведь если он сказал правду… Лучше не задумываться, отвлечься… Он позвонил Лене. — Сегодня? Так неожиданно? — В ее голосе явно слышалось замешательство, сейчас откажется и причину придумает — безобидную, но вместе с тем достаточно вескую. — Сегодня, к сожалению, не получится. Мы с Тамарой Евгеньевной собрались к портнихе… Нет, переиграть сложно… Все договорено… — Прекрасно. Значит, я заеду за вами и подожду, пока ты освободишься. Пока! Оставаться одному было невыносимо, поэтому Колпаков действовал напористо и целеустремленно, не принимая в расчет возможность поражения. Он направился к Гончарову, но передумал и взял деньги в кассе взаимопомощи, быстро поймал такси и через полчаса стоял на окраине города перед желтым обшарпанным фасадом торгово-закупочной базы. Отдел изучения спроса находился на втором этаже — маленькая запущенная комнатка с заурядной конторской мебелью, и эта заурядность и запущенность особенно бросалась в глаза по контрасту с сидящими за потертыми, с инвентарными бирочками столами женщинами — эффектными, ухоженными, прекрасно одетыми. С первого взгляда было видно, что они созданы для другой, веселой и праздничной жизни, а здесь находятся вынужденно, по необходимости и, как могут, скрашивают скучные урочные часы. Полная дама средних лет что-то вязала, брюнетка с короткой стрижкой просматривала иллюстрированный журнал, Лена красила ногти. На ее лице отразилась растерянность, затем раздражение, досада, но она тут же взяла себя в руки. — Я думала, ты пошутил… — Коробейникова! — раздался властный голос из выгороженного некрашеной фанерой закутка, и стриженая брюнетка бросилась на зов. |