Онлайн книга «Наследница»
|
Потом он куда-то исчез — и она открыла глаза, ничего не видя перед собой от выступивших слез. — Пожалуйста!.. — она не знала сама, о чем просит, но Тед, очевидно, понимал это лучше нее, потому что снова оказался рядом и отозвался: — Сейчас! — попытался стащить с нее трусики, и Рене приподнялась, помогая ему. — Сейчас... Он вошел в нее — и замер у самого входа, боясь оказаться слишком большим для нее. Медленно двинулся дальше и почувствовал, как она нетерпеливо дернулась ему навстречу. Это было последней каплей: он рванулся вперед, глубоко, до самого конца — и внезапно с восторгом ощутил, как Рене забилась под ним, запрокинув голову, вцепившись ему в плечи и выкрикивая что-то бессвязное. Она не знала, что так бывает... что так может быть с ней! Все то, что она читала или слышала, не могло описать этот взрыв внутри: боль, жар, радость, судорога, пронзившая ее до самых кончиков пальцев, свет, вспыхнувший перед плотно закрытыми глазами — и волны наслаждения, бьющие изнутри и сотрясающие напряженное выгнутое тело... Тед сам не понимал, как сумел пройти через эту бурю и дождаться конца — так и не разрядившись, все еще в ней. Героический подвиг, о котором — увы! — он никогда и никому не сможет рассказать... Лишь почувствовав, что Рене уже приходит в себя, он подул на капельки пота, украсившие ее лоб, легонько поцеловал в зажмуренный глаз и шепотом спросил: — Эй, ну как ты там? Глаза медленно открылись, удивленные, все еще затуманенные пережитым наслаждением. Только через несколько секунд Рене вспомнила, где она и что произошло. Тед был по-прежнему рядом, смотрел на нее сверху и улыбался — весело, отчаянно, с какой-то непонятной гордостью. Она шевельнулась и лишь теперь поняла, что странное ощущение жара и наполненности возникает оттого, что его член, жесткий и напряженный, до сих пор в ней! Поняла — и испугалась, потому что все то плохое, что она знала про себя, оказывалось правдой. И удивилась, потому что Тед, кажется, совсем не сердился... Он рассмеялся хриплым задыхающимся смешком, сказал: — Поехали! — и начал двигаться сильными мощными толчками, медленно и ритмично... потом чуть быстрее... И снова: —Рене, — и губы, жадно впившиеся в шею, и шепот, щекочущий над ухом: — Рене... И, несмотря на испуг, она с ужасом и восторгом почувствовала, что внутри нее опять все дрожит, и горячая волна уже близко, рядом... Слова вырвались сами — Рене лишь услышала их, словно со стороны: — Еще... пожалуйста, еще! Быстрее! Она не знала, что Тед умеет двигаться так быстро, что кто-нибудь так умеет — в три... в десять... в сто раз быстрее — как машина, но ни одна машина не смогла бы выдержать этого сумасшедшего темпа. Его лицо исказилось, как от боли, но, схватив ее за ягодицы и впившись в них жесткими пальцами, он продолжал неутомимо подаваться вперед — и вдруг замер и напрягся, сильно, до боли прижав ее к себе. Что-то дернулось у нее глубоко внутри, и именно этого последнего толчка Рене, оказывается, не хватало, чтобы вновь ощутить ту сладкую пронизывающую судорогу, которой она так ждала... Прошло несколько минут, прежде чем она окончательно пришла в себя. Она лежала на животе, уткнувшись лбом в подушку, отброшенная, как ненужная кукла. Тед был где-то поблизости, она хорошо слышала его дыхание — хриплое и неровное. Теперь Рене вспомнила все. Все... Ощущение блаженной легкости исчезло, остался только стыд — невыносимый, такой, что хотелось вскочить и забиться в какую-нибудь тесную дыру, где ее никто не увидит. Слова Виктора, как наяву, зазвучали в ушах: «Да с дохлой рыбой трахаться приятнее, чем с тобой! Даже если какой-то идиот на тебя с голодухи и клюнет, второго раза он уж точно не захочет!» Если Тед сейчас скажет что-нибудь подобное... Как после этого смотреть ему в глаза, говорить с ним, как? Может, он сумеет хотя бы промолчать? Он шевельнулся и положил теплую руку ей на плечо. Сказал: — Я помнил тебя все эти годы... и все никак не мог придумать, на что похожи твои глаза. А теперь знаю. Они как анютины глазки — знаешь, бывают такие, коричневые с золотыми серединками. И она заплакала... ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ Тед не сразу понял, что она плачет, всхлипывания были почти беззвучными — но спина, несомненно, вздрагивала. Прислушался — да, плачет. Вздохнул — похоже, она все-таки пожалела... Погладил по спине, попытался подтянуть к себе — Рене вцепилась в подушку, продолжая всхлипывать. — Я был очень грубым, да? Она замотала головой, не отрывая лица от подушки, и пробубнила что-то невнятное. — Ну-ка, ну-ка? — уже не церемонясь, он перевернул ее и подтянул к себе. Теперь вместо подушки была использована его подмышка — именно туда Рене повторила, тоже не слишком разборчиво: — Ты был прекрасным... — впрочем, возможно, сие означало и: «Это было прекрасно...» — Ну чего ты тогда? Она всхлипнула: — Виктор... он... — махнула рукой и снова заплакала. — Забудь ты про него, хватит! Мне не нужен сейчас третий в постели... мне вообще не нужен никто, кроме тебя! Господи, что же еще вытворял с ней этот подонок? — Значит, вот как это бывает на самом деле... Тед не сразу осознал, что она сказала. Потом осторожно переспросил, не уверенный, что правильно понял ее слова: — Ты что... ты что, никогда не кончала? Она слегка вздрогнула — ох уж эта католическая школа, ее еще придется учить называть вещи своими именами! Голова замоталась из стороны в сторону — несомненно, отрицательно. — Этот твой Виктор — он что, совсем идиот? — вопрос был чисто риторический, но Рене отозвалась: — Он говорил, что я никуда не гожусь, что я вообще... фригидная. И ты сам видел, у тебя тоже не... я почувствовала, только потом получилось... извини... Объяснение было нелепое, бессвязное — и абсолютно не укладывалось в голове! Значит, вот как она расценила его сексуальные подвиги! О боже!!! Когда плечо Теда под ее щекой заходило ходуном, она не сразу поняла, что происходит — настолько это было неожиданно. Он смеялся! Ладно, можно перетерпеть и это. Рене сползла с трясущегося плеча и уткнулась лицом в подушку. Что ж, если ему смешно... Смех прекратился так же внезапно, как начался. И так же внезапно Тед рывком повернул ее к себе. — И ты верила в это? Все время? — он говорил не слишком громко, но ей показалось, что он кричит. — Да. Он прижал ее к себе, уткнув лицом в грудь — совсем близко, так, что она слышала, как бьется его сердце. |