Книга Секретные поручения, страница 47 – Данил Корецкий

Когда Денис вышел из актового зала, где заседала комиссия, к нему сразу подскочили несколько человек.

— Ну что? — спросил бледный Бородаевский — самый большой паникер на курсе.

— В городскую прокуратуру, следователем, — буднично пояснил Денис.

— Вот блин! — Бородаевский озабоченно отвалил. Он боялся горячей работы и надеялся пристроиться на непыльное местечко юриста в один из многочисленных областных департаментов.

А Витек Осипов оттащил приятеля на лестничную площадку и, трижды оглянувшись по сторонам, прошептал:

— Ты же вроде туда собирался? — он неопределенно дернул подбородком в сторону распахнутого окна. — Не получилось?

Денис развел руками.

— Во дела-а-а… А чего же ты такой спокойный?

— А чего волноваться?

Действительно, в отличие от всех остальных сокурсников Денис знал исход сегодняшнего мероприятия еще три недели назад.

— Планы изменились, — сказал Мамонт. — Но не в главном. Официально ты распределяешься в прокуратуру, одновременно оформляешься к нам. Штатным оперативным сотрудником с секретной линией работы. Служба, выслуга лет, очередные звания, награды, премии… Только знают об этом лишь несколько человек, для всех остальных ты — следователь прокуратуры.

— Двойная жизнь? — с сомнением спросил Денис. Предложение ему не очень нравилось. Точнее, совсем не нравилось.

— Да, — кивнул Мамонт. — Как у разведчика. Только ты в своей стране и под надежным прикрытием. К тому же участвуешь в специальной правительственной программе, контролируемой на самом верху. Это очень почетно и перспективно.

— И… И сколько это продлится?

— Не знаю, — честно ответил Мамонт. — Программа рассчитана на несколько лет.

— А что потом?

— По выполнении задания будет имитирован твой переход к нам. Люди ведь меняют работу, верно? При этом ты получишь свою зарплату за все эти годы.

— …Ты так ничего не ответил мне, — сказала мама.

Она стояла в дверях, прислонившись спиной к косяку, в руке — глубокая тарелка с салатом из помидоров, который она перемешивает большой деревянной ложкой. На красных кружочках и белых колечках репчатого лука темнеют оспинки перца. Денис сглотнул слюну.

— Неужели онемел от счастья? Чем же тебя так обрадовали? — по тону чувствовалось, что на самом деле она никакой радости не ждет.

— Ну, мам. Какое там счастье… Обычное распределение, обычная работа, — сказал Денис.

— И кем же ты будешь работать?

Из кухни прибежала Джоди; наверное, стырила что-нибудь, пока там никого не было.

Эта рыжая лохматая сука появилась в доме неделю назад. Маме давно был нужен кто-то, кому она была бы нужна — так она говорила. Зная ее страсть к генеалогии, Денис полагал, что этот «кто-то» окажется пекинесом, болонкой или спаниелем с родословной на толстом рулоне пергаментной бумаги, скрепленном сургучной печатью. А Джоди была обычной дворнягой, троюродной родственницей какого-то «афгана», с непропорционально длинным телом, лохматой челкой и бородой; мама сказала, что породистые щенки ей не по карману.

— Меня определили в городскую прокуратуру следователем, — сказал Денис. Джоди подковыляла к нему, стуча когтями по полу, с голодным видом обнюхала носки. — Восемьсот сорок тысяч в месяц. Для начала неплохо.

Ложка на какой-то момент замерла в салатнице.

— Прокуратура, — сказала мама таким тоном, будто Денис сознался, что его распределили в ассенизаторы.

— Да.

Денис погладил собаку. Глаза у нее все время закрыты длинной шерстью, мама даже пыталась остричь ее один раз — Джоди, правда, не далась. А глаза очень красивые.

Если шерсть откинуть назад, то увидишь два темных блестящих агата.

— У тебя ведь высокий балл, ты мог пойти куда угодно, — голос мамы был ровным, но ложка в ее руках работала как бетономешалка. — В адвокаты, нотариусы.

Юрисконсультом хотя бы…

— Да при чем здесь баллы, я сам захотел! Зачем мне протирать штаны в конторах?

Да и потом — адвокатура не по мне… Заискивать перед всякими негодяями, пожимать их потные, грязные руки…

— Значит, теперь ты будешь ходить в синих штанах, синем кургузом пиджачке и в погонах. И от тебя будет пахнуть, как…

— В прокуратуре уже не носят синюю форму, — сказал Денис.

— …И от тебя будет пахнуть, как от всех этих… жлобов.

— От них ничем особым не пахнет, мам. Зря ты так.

— Когда я говорила с ними, они все время чесали себя вот здесь!.. — вскипела мама. Показывать, где именно, она, правда, Не стала. — От них пахло чесноком и мужской уборной!

— Это ты говорила с милиционерами, мама. А я буду работать не в милиции, а в прокуратуре!

— Никакой разницы между ними нет!

…Очень красивые глаза. И очень умные. Если хорошенько напрячь воображение, можно представить, что Джоди — заколдованная принцесса. Скажем, младшая дочь султана Брунея или испанского короля Эдуарда, которая злоупотребляла наркотиками. Или чем-нибудь похуже. А может, она — плод кровосмешения. Может, она родилась такой, ее хотели утопить, но она выплыла, забралась на теплоход, следующий в Азовское море, а потом на перекладных добралась до Тиходонска. И все, что у нее осталось от прежней жизни, — серебряная пластинка, надетая при рождении и похороненная где-то под ее густой шерстью, с полустертой надписью на норвежском или английском.

— Я никогда не обещал тебе, что стану адвокатом или юрисконсультом, — сказал Денис. Первую часть фразы: «Что ты ко мне привязалась!» — удалось проглотить, хотя она так и рвалась наружу.

— А я не обещала тебе, что обрадуюсь, если ты наденешь форму и прицепишь кобуру, — сказала мама и ушла на кухню. Джоди поковыляла за ней.

— Я буду ходить в костюме! А пистолетов там, кажется, не дают…

Мама включила радиоприемник. Нервно стукнула духовка, послышался запах печеного мяса. Денис спрятал зачетку, взял толстое махровое полотенце из шкафа и отправился в душ.

На противоположной от ванны кафельной стене — большое, в полный рост, зеркало.

Его еще отец повесил. В нижнем углу Денис когда-то прилепил переводную картинку с истребителем И-16, «ишачком»; сейчас от него остались только разноцветные ошметки в форме облачка, словно после прямого попадания. Когда вылезаешь из ванны, хочешь не хочешь все равно видишь себя в зеркале — потому что вешалка с рожками для полотенец и чистого белья расположена как раз над ним.

В одежде он мало похож на амбала. А сейчас видно, что пресс на животе обозначился «крестиками-ноликами», плечи раздались из стороны и плавно переходят в шею, обросшим мышцами ногам вроде как стало тесновато в узком тазу.

Культуристский комплекс Мамонта помог — за пять лет он прибавил пятнадцать килограммов веса, и среди них не было ни одного грамма жира или клетчатки.