Онлайн книга «Секретные поручения»
|
— Что-нибудь надо, Александр Петрович? Важняк дружелюбно поздоровался. Когда хотел, он умел располагать к себе людей. — Мы к Рожкову. А пока покажи нам «обезьянник». Из трех камер для задержанных две пустовали. В третьей ходил от стены к стене здоровый мужик с оторванным рукавом куртки. — Гляди, — торжественно сказал Курбатов, подталкивая Дениса к круглому, как иллюминатор, окошку, тоже забранному толстым плексом, в нижней части которого были просверлены отверстия. Увидев лицо Петровского, мужик бросился к двери. От неожиданности Денис отпрянул. Обитые железом дубовые доски погасили удар сильного, тяжелого тела. — За что, гады?! За что?! Могучие кулаки застучали по стальному листу. — Кто такой? — поинтересовался важняк. — Один негодяй, — пояснил дежурный. — Несколько судимостей, сейчас за наркотики попался. Петруша его приволок час назад. — А как фамилия? — небрежно спросил Курбатов. — Сейчас… Старлей склонился над журналом. — Кружилин его фамилия. Денис остолбенел. Перед ним был убийца отца! Значит, вот о каком сюрпризе говорил Александр Петрович… — Пошли! — важняк взял его под руку и повел за собой. Денис машинально переставлял ноги. Он думал, что тот разговор так и останется разговором — мало ли кто что обещает… Но оказывается, Курбатов не бросает слов на ветер! Они поднялись на второй этаж и зашли в кабинет с надписью: «Начальник криминальной милиции подполковник Рожков». Хозяин кабинета — худощавый брюнет с медальным профилем и контрастной прядью седых волос встретил их очень приветливо: вышел из-за стола, пожал руки и усадил в удобные кресла у окна. — Привезли, — сказал он Курбатову. — Можем закрыть на три дня за наркоту, покрутить как следует. Но если не колонется, придется выпускать — санкцию никто не даст. — Почему? — удивился Курбатов. — Надо будет — я сам у Степанцова получу! Рожков развел руками: — Ну, если так… Денис понял: прокурор города для подполковника примерно то же, что Господь Бог, а Курбатов, соответственно — его наместник в Центральном РОВД. Брюнет прошелся от окна к столу и обратно, взглянул на Дениса раз, другой, потом спросил у Курбатова: — Так что делать будем? — Что обычно, — буднично ответил важняк. — Спускайте его в подвал. И, перехватив настороженный взгляд подполковника, добавил: — Это наш сотрудник — Денис Петровский, я ему доверяю. — Тогда другое дело, — улыбнулся тот. — Сейчас все подготовим, минут через десять я за вами Петрушу пришлю. — Это один, — сказал Курбатов, когда Рожков вышел. — А вот второй… Из внутреннего кармана пиджака он извлек сложенный вчетверо листок бумаги с угловым штампом, машинописным текстом и замысловатой подписью. «На ваш запрос сообщаю, что осужденный Чепурной отбывает наказание в ИТК-6 с четвертого мая 1993 года, за это время проявил себя с отрицательной стороны, является злостным нарушителем режима содержания, неоднократно водворялся в штрафной изолятор, на меры воспитательного характера не реагирует, к администрации настроен враждебно. По характеру скрытен и осторожен, о преступлениях, совершенных на воле, ничего не рассказывал. Заместитель начальника колонии майор вн, службы Серебрянский». Денис протянул листок обратно, и следователь снова засунул его в карман. — Видал, какой гусь! Ну ничего… У меня есть обвиняемый, кличка Гвоздь, он у уголовников в большом авторитете. Я раз вышел, а на столе оставил пару бумаг, вроде забыл… А из них видно, что этот Чепурной нам дует вовсю. Через пару месяцев Гвоздь придет в «шестерку», и нашему другу крышка! А может, и раньше, если он маляву пошлет… Денис поежился. Да, Курбатов не бросает слов на ветер. И у него очень длинные руки. Он никогда не думал, что у прокурорского следователя могут быть такие длинные руки! — А с этим что будет? — он показал пальцем в пол, но Александр Петрович понял все правильно. — Наркоту ему засунули внаглую, чтоб повод был. Я сказал, что он причастен к убийству на Базарной площади. Сейчас человека три будут его колоть. Можешь и ты душу отвести — палкой резиновой или ногами, как хочешь… — Да нет… А он правда замешан в убийстве? — Может, и замешан, — Курбатов пожал плечами. — Негодяй ведь редкостный. — По правде говоря, я не хочу смотреть, — Денису пришлось сделать над собой усилие, чтобы это сказать. Ведь Курбатов старался из-за него и мог обидеться за такую неблагодарность. Но важняк не обиделся. — А кто заставляет? Уйдем — и все дела. Ему от этого легче не станет. И неожиданно спросил: — А что ты все это дело крутишь по пожару? Обвиняемый умер, надо прекращать производство… — Да оно же с другим перекрестилось. Об убийстве водителей… — А-а-а… Дверь распахнулась. На пороге стоял крепкий парень с ярко-рыжей шевелюрой. — Все готово, Александр Петрович! Курбатов встал. — Планы изменились, Петруша. Я позвонил на службу, шеф нас ищет. Поедем к себе. О результатах позвони. — Обязательно, — улыбнулся опер. * * * На столе пасьянсом разложены пятнадцать фотографий. Две или три здорово напоминали фотопробы на главную роль в «Кошмаре на улице Вязов»; на одной симпатичный светловолосый парень смотрел так, будто ждал появления обещанной птички. Очень разные лица. Сначала к столу была приглашена Давыдова. Девушка без колебаний указала на небрежно скадрированное фото человека с редкими влажными волосами, прилипшими ко лбу. Это был Есипенко, карточка из городского уголовного розыска. Та самая, о которой говорил Липницкий. Денис кивнул: — Хорошо, спасибо. Таня Лопатко видела его сосредоточенное лицо, вспоминала свои редкие профессиональные удачи и хорошо догадывалась, что творится там, внутри. Петровский взял след, он был взвинчен. Сегодня утром Суровец передал результаты проверки штатных расписаний торговых точек городского общепита, прибавив негромко: «Знаешь, в какое место я имел такую работенку?..» Один из бывших одноклассников Газароса Димирчяна, как оказалось, работает в фирме, имеющей в Тиходонске сеть закусочных и кафе. Единственный. И это был Павел Есипенко. А фирма называлась «Визирь». Суровец сообщил еще кое-что: мать Димирчяна опознала Есипенко на фотографии, она назвала его — «Павлик». Следом за Давыдовой вошла Бурак. Она с любопытством взглянула на двух понятых, с еще большим любопытством, как показалось Тане, — на Дениса. |