
Онлайн книга «Приглашение в зенит»
— Он поручил нам познакомиться с тобой, — объявили они. Я подумал, что этот Он не слишком‑то вежлив. Мог бы и сам поговорить со мной, не через посредство придворных–машин. Но начинать со споров не хотелось. Я представился, сказал, что я космический путешественник, прибыл с далекой планеты по имени Земля, осматриваю их шаровое скопление. — Исследователь, — констатировала одна из машин. — Коллега, — добавила другая. (Я поежился.) А третья спросила: — Сколько у тебя нулей? — Десять, — ответил я, вспомнив, что в мозгу у меня пятнадцать миллиардов нервных клеток, число десятизначное. — О–о! — протянули все три машины хором. Готов был поручиться, что в голосах у них появилось почтение. — О! Он превосходит нас на два порядка. — Какой критерий у тебя? — спросила одна из машин. — Смотря для чего! — Я пожал плечами, не поняв вопроса. — Ты знаешь, что хорошо и что плохо? Я подумал, что едва ли им нужно цитировать Маяковского, предпочел ответить вопросом на вопрос: — А какой критерий у вас? И тут все три, подравнявшись, как на параде, и подняв вертикально вверх левую переднюю лапу, заговорили торжественно и громко, как первоклассник–пятерочник на сцене: — Дважды два — четыре. Аксиомы неоспоримы. Только Он знает все (хором). — Знать — хорошо (первая машина). — Узнавать — лучше (вторая). — Лучше всего — узнавать неведомое (третья). — Не знать — плохо (мрачным хором). — Помнить — хорошо. Запомнить — лучше. Наилучшее — запомнить неведомое. — Забывать — плохо (хором). Там были еще какие‑то пункты насчет чтения, насчет постановки опытов, насчет наблюдений, я уже забыл их (забывать плохо!). А кончалась эта декламация так: — Кто делает хорошо, тому прибавят нули. — Кто делает плохо, того размонтируют. — Три — больше двух. Дважды два — четыре. — Ну что ж, этот критерий меня устраивает, — сказал я снисходительно. — Действительно, дважды два — четыре, и знать — хорошо, а не знать — плохо. Поддерживаю. И тогда мне был задан очередной вопрос коварной анкеты: — А какая у вас литера, ваше десятинулевое превосходительство? — У каждого специалиста должна быть литера. Вот я, например, — восьминулевой киберисследователь А — астроном. Мой товарищ В — восьминулевой биолог, а это восьминулевой С — химик. — В таком случае я — АВС и многое другое. Я космический путешественник, это комплексная специальность, она включает астрономию, биологию, химию, физику и прочее. И зачем только я представился так нескромно? Почтительность машин вскружила мне голову. “Ваше десятинулевое превосходительство”! Я и повел себя как превосходительство. И тут же был наказан. А–восьминулевой первым кинулся в атаку: — Какие планеты вы знаете в нашем скоплении? Я стал припоминать. — Ць, Цью, Цьялалли, Чачача, Чауф, Чбебе, Чбуси, Чгедегда, Эаи, Эазу, Эалинлин, Эароп — ваша… Еще Оо. — Нет, я спрашиваю по порядку. В квадрате А-1, например, мы знаем, — затараторил А, — 27 звезд. У звезды Хмеас координаты такие‑то, планет столько‑то, диаметры орбит такие‑то, эксцентриситеты такие‑то… — Выпалив все свои знания о двадцати семи планетных системах, А остановился с разбегу: — Что вы можете добавить, ваше десятинулевое. — В общем ничего. Я, хм, я новичок в вашем шаровом. Я не изучил его так подробно. Затем на меня навалился С — химик. — Атомы одинаковы на всех планетах. Сколько типов атомов знает ваше десятинулевое? Сто семь элементов были известны, когда я покидал Землю. Я попробовал перечислить их по порядку: водород, гелий, литий, бериллий, бор, углерод, азот, кислород, фтор, неон, натрий, магний, алюминий… В общем, я благополучно добрался до скандия. А вы, читающие и усмехающиеся, знаете и дальше скандия наизусть? — А изотопы? — настаивал дотошный С. И выложил тут же свой запас знаний: — Скандий. Порядковый номер 21. Заряд ядра 21. Атомный вес стабильного изотопа 45, в ядре 21 протон и 24 нейтрона. Нестабильные изотопы 41, 43 и 44. У всех бета–распад с испусканием позитронов. 46,47, 48 и 49 — бета–распад с испусканием отрицательного электрона. У изотопа 43 наблюдается К–захват электрона с внутренней орбиты. Периоды полураспада: у изотопа 41 — 0,87 секунды, у изотопа 43… — И закончил сакраментальной фразой: — Что вы можете добавить? Я молчал. Ничего я не мог добавить. И тогда выступил В, чтобы добить меня окончательно: — Но себя‑то вы знаете превосходно, ваше десятинулевство? Что вы можете сообщить нам о химическом составе своего тела? — Очень много, — начал я уверенно. — Тело мое состоит в основном из различных соединений углерода, находящихся в водном растворе. Важную роль играют в нем углеводы, жиры, еще более важную — белки, строение которых записано на нуклеиновых кислотах. Белки — это гигантские молекулы в форме нитей, перевитых, склеенных или свернутых в клубки. Все они состоят из аминокислот… — Каких именно? Я молчал. Понятия не имел. А у вас есть понятие? — Входит ли в состав ваших белков аланин, аргинин, аспаргин, валин, гистидин? — Он перечислил еще кучу “инов”. — Понятия не имею. И, уже не величая меня десятинулевым превосходительством, машины заговорили обо мне без стеснения, как я говорил бы о подопытной собаке: — Он знает меньше нас. Возможно, он не десятинулевой на самом деле. Надо бы вскрыть его кожух и пересчитать блоки. — У него темп сигнала медленнее наших, — заметил С. — Ему на каждое вычисление требуется больше элементов. В уничтожил меня окончательно: — У них, органогенных, сложный механизм с саморемонтом. Почти все элементы загружены этим саморемонтом. Изучением мира занята едва ли сотая часть. — Значит, он семинулевой практически! Если не пятинулевой! — Он ниже нас. Ниже!!! — Доложим! Немедленно! У всех троих появились над головой чашеобразные антенны, встали торчком, словно уши насторожившейся кошки. На всю планету В объявил о моем позоре: — Объект, прибывший из космоса, оказался органогенным роботом. Он объявил себя универсальным десятинулевым, но при проверке оказалось, что вычисляет он медленно, знания его неспецифичны, поверхностны и малоценны. Ни в одной области он не является специалистом, даже о своей конструкции осведомлен слабо и нуждается в тщательном исследовании квалифицированными машинами нашей планеты. |