Книга Наследство, страница 86 – Кэтрин Вебб

— Знаешь, если вас интересует история вашего дома, вам бы нужно поговорить со старым Джорджем Хетэуэем из Корнер-Коттедж, — вступает в разговор Кейт, который сидит, упершись острыми локтями в костлявые коленки.

— О! А кто такой Джордж Хетэуэй?

— Симпатичный такой старикан. Почти всю жизнь держал гараж на шоссе по дороге в Дивайзес. Сейчас-то он, конечно, на покое. А вот мать его была служанкой в большом доме еще тогда, в те давние времена.

— А в какое примерно время? — загораюсь я.

— Ух! — Кейт машет красной узловатой кистью, будто швыряет что-то себе за спину. — Давным-давно. Тогда, знаете, работать начинали очень рано. По-моему, она нанялась в служанки, когда была совсем еще девчушкой. До Первой мировой, это уж точно.

Я делаю глубокий вдох, от волнения у меня зудят ладони.

— Знаете, как его найти, Корнер-Коттедж? — продолжает Кейт. — Если выходить из поселка, в сторону Пьюси, помните, так еще дорога резко сворачивает влево? И там маленький домик под крышей из тростника, за зелеными воротами.

— Да, да, знаю его. Спасибо вам, — благодарно улыбаюсь я.

Вскоре я откланиваюсь, тем более что Хани задремала на диване, а Мо, забрав у нее девочку, укладывает ее в коляску.

— Заходи к нам еще, обязательно! И Бет приводи, я буду рада повидаться с вами обеими, — приглашает Мо, и я киваю, уже выходя на улицу, где мороз больно кусает меня за нос.

Я направляюсь прямиком в Корнер-Коттедж, стоящий в отдалении на окраине Бэрроу Стортона. Стены, когда-то белоснежные, посерели и покрылись грязными разводами. Штукатурка местами растрескалась, тростник совсем потемнел и просел. Ворота заперты, но я протискиваюсь внутрь и иду по сплошь заросшей сорняками дорожке. Изо всех сил стучу в дверь три раза, замерзший дверной молоток обжигает пальцы.

— Вы ко мне, красавица? — Невысокого роста бодрый старик улыбается мне, приоткрыв дверь на цепочке.

— Здравствуйте. Э-э… извините за беспокойство, вы Джордж Хетэуэй? — Я поспешно собираюсь с мыслями.

— Я, я, красавица. Чем могу быть полезен?

— Меня зовут Эрика Кэлкотт, и я хотела бы…

— Кэлкотт, вы сказали? Из поместья? — перебивает Джордж.

— Да, совершенно верно. Я просто…

— Секундочку! — Дверь захлопывается у меня перед носом, а через мгновение распахивается, уже без цепочки. — В жизни не подумал бы, что кто-то из Кэлкоттов навестит меня, войдет в эту дверь. Вот так штука! Входите, входите, не стойте на пороге!

— Спасибо. — Я захожу внутрь. Внутри чисто, прибрано, тепло. Приятный сюрприз, учитывая то, как выглядит домик снаружи.

— Проходите. Я только поставлю чайник, и вы расскажете, что же вас ко мне привело. — Джордж устремляется впереди меня по узкому коридору. — Вы пьете кофе?

Кухня тесная, захламленная — банки из-под печенья, половники и кухонные лопатки, ржавеющее решето, луковая шелуха. Вещи красноречивее слов говорят об отсутствии в доме женщины. На столе лежит деталь от мотора, черная и промасленная. Набор гаечных ключей на холодильнике. Джордж двигается проворно и расторопно, и это заставляет забыть о его возрасте. Аккуратно причесанные белые вьющиеся волосы обрамляют узкое лицо, удивительные бледно-зеленые глаза, такого же цвета, как огонь, когда горит собранный на берегу плавник — так окрашивает пламя морская соль.

— А я ведь только вчера вернулся, повезло вам, что застали меня дома. Ездил на Рождество к дочери в Йовил, навещал. Рад я был с ней повидаться, и с внуками, конечно, тоже, а все-таки как ни хорошо в гостях, а дома лучше. Верно я говорю, Джим? — Он обращается к маленькой, толстой жесткошерстной дворняжке, которая выбирается из своей корзинки, ковыляет к нам и обнюхивает мне ноги. От собаки исходит острый душок, но я, тем не менее, чешу ее за ухом. Под ногтями остается вонючая грязь. — Ну вот. Садитесь, красавица.

Старик протягивает мне кружку быстрорастворимого кофе, и я, присев на стул у столика с пластиковым покрытием, блаженно обхватываю ее замерзшими руками.

— Так вы, стало быть, переехали теперь в большой дом, так?

— О, нет, на самом деле не совсем. Мы приехали сюда на Рождество — я и сестра. Но вряд ли мы будем жить здесь постоянно, — пускаюсь я в объяснения.

У Джорджа разочарованно вытягивается лицо.

— Как обидно… Надеюсь, хоть продавать не собираетесь? Было бы жаль, чтобы такой дом ушел из семьи, которой принадлежал столько лет.

— Да, я понимаю. Понимаю. Но наша бабушка оставила довольно специфические распоряжения насчет дома, так что… ну, скажем так, нам было бы слишком трудно сохранить его, — говорю я.

— О, простите, вы не должны оправдываться. Я сую нос не в свое дело. В семейные дела лучше не лезть, там бог знает сколько своих тонкостей, даже в таких важных семействах.

— Видимо, в важных особенно, — улыбаюсь я.

— Матушка моя служила в вашей семье, вы знаете? — сообщает мне Джордж с нескрываемой гордостью в голосе.

— Да, знаю. Я поэтому к вам и пришла. Мне о вас рассказали Динсдейлы…

— Мо Динсдейл?

— Да, она.

— Милая леди. И смышленая, знаете ли. Обычно это мужская работа — чинить автомобили. У меня у самого был гараж, знаете ли, у дороги на Дивайзес. Но когда их большой фургон нуждался в ремонте, Мо всегда сама присутствовала и смотрела за мной зорко, как ястреб! Это было лишнее, я и не собирался никогда водить ее за нос, ни к чему мне это, милая леди, — хихикает Джордж.

— Мне стало интересно, рассказывала ли вам ваша матушка о времени, которое она провела в усадьбе? — спрашиваю я, отпивая кофе и обжигая горло.

— Говорила ли она об этом? Да она никогда не переставала говорить об этом, красавица моя, с тех самых пор, как я еще мальчонкой был.

— Да что вы? А долго она там работала, не знаете? Вам известно, когда она туда пришла? — В нетерпении я наклоняюсь к Джорджу. Под столом Джим приваливается к моей ноге, тяжелая теплая тушка.

Джордж ухмыляется:

— Из-за того, сколько времени она там прослужила, и был весь сыр-бор! Ее ведь уволили, знаете ли. Спустя всего каких-то восемь или девять месяцев после того, как она приступила к работе. Такой вот позорный факт, в нашей семье его немного стыдились.

— О… — Я не могу скрыть разочарования, едва ли она могла много узнать за такое короткое время. — А за что уволили, вы не знаете? Что случилось?

— Леди Кэлкотт обвинила ее в воровстве. Мать отрицала это до конца своих дней, но ничего не попишешь. Тогда благородным не требовалось доказательств. Пришлось ей собирать вещички, и никаких рекомендаций не дали, ничего. Повезло еще, что здешний мясник — мой папаша — был в нее влюблен с того момента, как в первый раз ее увидел. Вскоре они поженились, так что не пришлось ей долго жить в нужде.