Книга Джевдет-бей и сыновья, страница 67 – Орхан Памук

— Нет, — сказал Рефик. — Моя дочь тебе не пара. Она большущая будет, высоченная. Раз уж она уже сейчас такая…

Мухиттин на мгновение потерял дар речи. «Этак он меня и коротышкой назвать не постесняется…»

— Послушай, разве я такой уж невысокий? — спросил он, наконец, и сразу об этом пожалел. На курсантов он старался не глядеть.

— Да нет, что ты! Никто этого не говорил.

Мухиттин разозлился. Этой теме было уделено слишком много внимания. Посмотрел на часы и повернулся к курсантам:

— Вы не опоздаете?

— Нет, время еще есть, — сказал Тургай.

— Но неплохо бы уже и пойти потихоньку, — пробурчал Барбарос. — А то бежать вверх по склону мне совсем не нравится.

Мухиттин ничего не ответил. Курсанты встали. Им нужно было идти к фотографу, у которого они оставляли на хранение форму. Мухиттин сказал им пару ободряющих слов и напомнил, что будет здесь в среду. Когда они уже повернулись, чтобы уходить, прокричал им вслед:

— Смотрите, не опаздывайте! А то командир вам уши надерет. Прилежно учитесь, пишите письма родителям. Будьте хорошими военными, хорошими сыновьями и достойными гражданами!

Он всегда говорил им это на прощание. Курсанты же, как всегда, смущенно заулыбались и, конфузясь, удалились.

— Ну, как они тебе? — спросил Мухиттин.

— Кажется, они хотели еще посидеть.

— Но не могли. Им уже пора было уходить, — сказал Мухиттин, помолчал и махнул рукой: — Оставим их в покое. Ты про себя расскажи. Еще вина выпьем?

Рефик кивнул. Они заказали вина и надолго замолчали.

Когда принесли вино, Мухиттин сказал:

— С тобой что-то не так.

— Да, не так.

— Что случилось?

— Я же сказал: жизнь пошла под откос.

— Не сказал бы, что это очень понятное выражение.

— Да, ты прав. Просто я сам себе это все время говорю, привык уже. Но какими еще словами можно это выразить?

— Подумай немного. Что стряслось?

— Я не могу быть таким, каким был. Не могу жить, как жил раньше. Нет, не совсем так… — Рефик замолчал, подыскивая слова. — Я хочу, чтобы в моей жизни было что-то еще. Не могу жить по-старому!

— Гм… — протянул Мухиттин, показывая, что старается понять, о чем говорит друг, но не может.

— Перихан говорит, что я стал беспокойным…

— А тебе тоже так кажется?

— Может быть… Если под душевным спокойствием понимать способность мирно плыть по течению жизни… Если спокойный человек — это тот, кому нетрудно быть счастливым, то да, я теперь стал немного беспокойным.

— Очень плохо! — сказал Мухиттин. Немного подумал и прибавил: — Ты раньше гордился этим своим душевным спокойствием. Благодаря ему ты был здоровым, счастливым и, честно говоря, несколько осоловелым. Нет, это беспокойство, должно быть, не такая уж плохая штука…

— Но что мне делать? Чем мне заняться?

«Да, ему совсем плохо, — подумал Мухиттин. — Но в чем дело, никак не могу понять». Он начинал ощущать какое-то неопределенное раздражение.

— В чем дело-то? Расскажи толком!

— А что еще сказать? — Рефик замолчал, подумал немного, потом смущенно проговорил: — Мне теперь не хочется ходить в контору. Думаю перестать.

— Чем же ты тогда будешь заниматься?

— Не знаю… Я думал с тобой об этом поговорить.

— Послушай, ты женат, у тебя ребенок. Ты инженер. Работа необременительная. Живешь в большой счастливой семье. Всё у тебя есть: очаровательная жена, друзья, крут общения, тихая, мирная жизнь. Мне ли тебе об этом напоминать? Ты и сам все это знаешь.

— Знаю! — невесело усмехнулся Рефик. — Слишком хорошо знаю! В этом-то, похоже, все и дело!

Мухиттин чувствовал, как растет в нем раздражение.

— А еще? Ты уверен, что больше ничего нет и причина твоей тоски именно в этом? Должно быть, что-то все-таки случилось, какая-то неприятность с тобой произошла.

— Нет. Я бы скрывать не стал.

— Гм… Ладно, в конце концов, у тебя недавно отец умер, дочка родилась — вот ты и растерялся немного.

— Может быть.

— Ты говоришь, что не можешь жить по-прежнему. Что ты имеешь в виду? Что такого ты делал раньше, чего не можешь делать теперь?

— Раньше я был спокойным. Наверное, Перихан права. Да и ты сказал примерно то же самое. Я потерял покой и не вижу теперь в жизни прежней гармонии. Вроде бы все по-старому, а гармонии между мной и миром нет. Я еще немного поживу, как жил, но в конце концов такая жизнь станет совсем невыносимой.

— Ну и ну! — проговорил Мухиттин и испугался, что голос его звучит насмешливо. — И даже в контору больше не хочешь ходить!

— Вот видишь!

— Ты, стало быть, несчастен?

— Несчастен, брат, несчастен! И это так странно…

Рефик снова назвал Мухиттина братом, но на этот раз это слово его не тронуло. Как ни пытался он заглушить свое раздражение, оно все росло.

— Наверное, путешествие пошло бы тебе на пользу. И деньги, и время у тебя есть.

— Нет-нет! Я об этом думал, но не получается. — Отведя взгляд, Рефик прибавил: — Думаю, не поехать ли к Омеру на железную дорогу.

— Может быть, ваш дом тебе мал, — сказал Мухиттин, старательно пряча пляшущую в уголках губ усмешку. — Ты теперь отец семейства. Мог бы переехать с Перихан в другое место.

— Да что от этого изменится? Выпьем еще?

— Выпьем. Я бы предположил, что это жара на тебя так повлияла, но уже октябрь на носу…

— Ты надо мной смеешься, что ли? Я говорю, что несчастен, а ты… Я покой потерял!

— Послушай! — оборвал друга Мухиттин. Он понял, что своего ядовитого раздражения, превратившегося в гнев, сдержать уже не сможет. — Ты не имеешь права быть несчастным. Не имеешь права, понял? Послушай, что мне сейчас вспомнилось. Два года назад таким же сентябрьским днем я пришел к тебе домой. Я был пьян. Ты стал меня попрекать и учить жизни. Я был уязвлен. Нет, постой, теперь моя очередь. Да, ты не имеешь права быть несчастным. Несчастье — привилегия этих мальчишек, утешающихся стихами, привилегия поэтов, рыбаков, шоферов. Мы наслаждаемся вкусом своего несчастья. Что ты на меня так смотришь, думаешь, я несу вздор? Да, может быть, но ты тоже несешь вздор, потому что я никак не понимаю, что ты хочешь сказать.

— И я не понимаю, — проговорил Рефик. Вспышка друга, похоже, его испугала. — Ты меня, честно говоря, удивил.

— И я на тебя дивлюсь, — сказал Мухиттин. Гнев еще клокотал в нем. — Я еще вчера удивился и встревожился, когда услышал твой голос в телефонной трубке. Когда ты сюда вошел, твой вид меня встревожил еще больше. Я думал, с тобой стряслась какая-то беда, что-то серьезное. А оказалось, что ничего такого нет!