Книга Ледяное озеро, страница 72 – Элизабет Эдмондсон

— Да, Джек. Я встречался с ним пару раз, когда приезжал домой в отпуск. Известно, что они с Джеком не ладили.

— В самом деле? Дядя Джек умер, когда я была маленькой. Я его не знала.

— Невилл был очень уравновешенным человеком. Большинство альпинистов таковы. Понимаете, в горах требуется спокойный темперамент. Но всякий раз, когда упоминали Джека, даже после его смерти, Невилл буквально закипал и высказывался весьма резко. Это старая история, моя дорогая. Я считаю, нет смысла ворошить прошлое. Рад, что снова вас вижу, с уверенностью могу добавить. И юную Утрату. Сколько ей лет? Пятнадцать? Ох как бежит время! Кажется, только вчера я провожал Невилла на поезд. Ваш брат здесь?

— Эдвин? Да.

— Пойду к нему. — Алан Хеммингз встал.

— Мистер Хеммингз! — остановила его Аликс. — Вы говорите, папа беспокоился о нас, когда вы видели его в Лондоне. Это все? Не был ли он сердит или подавлен? Что-нибудь, позволяющее предположить, что при восхождении он был не столь внимателен, как следовало?

— Подавлен? Настроение у него было невеселое, но это естественно, когда собираешься в дальнее путешествие, отрываясь от семьи на несколько месяцев.

— Вы думаете, поэтому он сорвался?

— Нет. Поверьте мне, как только Невилл оказывался на месте, он всецело сосредоточивался на горах и на предстоящей задаче. Такой он был человек.

— Однако он совершил ошибку, и она стоила ему жизни. — Аликс зажмурилась, чтобы отогнать страшную картину: человеческая фигура, срывающаяся с немыслимой высоты, разбивающаяся о покрытые льдом и снегом скалы.

— Дорогая моя, такое может случиться с каждым…

Он улыбнулся и отошел, оставив Аликс погруженной в раздумья. Сейчас поведение отца в двадцать первом году казалось ей очень странным. Какой человек оставил бы, почти что бросил, беременную жену и больную дочь, чтобы отправиться на другой конец света, карабкаться на горы?

Хэл решил подкрепиться, испытывая жажду после весьма энергичного фокстрота с Пэнси. Он взял бокал пунша у вышагивавшего с подносом официанта и отошел в сторону.

— Кошмарная гадость этот пунш, — произнес голос из-за колонны. В следующую секунду оттуда появился и встал рядом с Хэлом не в меру разрумянившийся Саймон. — Будь я на вашем месте, предпочел бы виски.

«А ты уже пропустил больше, чем надо», — отметил Хэл. Похоже, Саймону скоро придется уединиться в ванной комнате для мучительной процедуры. Что побудило молодого человека напиться на балу в своем доме, да еще в начале вечера? Или он один из тех, кто не умеет пить?

— Я решил напиться, — сообщил ему Саймон. — Лучше жить в помутнении рассудка. Спасает от тревог и размышлений о разных проблемах.

Хэл вздохнул. Он привык иметь дело с молодыми парнями в своей профессиональной деятельности и легко распознавал признаки смятения чувств и надвигающейся исповеди. Саймон не был молодым актером или писателем, но Хэл подозревал, что горести племянника не слишком отличаются по существу.

— Тревог о чем? — услужливо спросил он.

— О папаше… и о бизнесе… и о том, как сказать ему, что я не хочу всю оставшуюся жизнь производить туалеты.

— Когда ты так формулируешь, это действительно звучит безрадостно, но ведь на самом деле все по-другому. Многие молодые люди сочли бы процветающий семейный бизнес грандиозным подарком судьбы.

— Недолго ему процветать, если я стану руководить там чем-нибудь, — мрачно изрек Саймон. — Я тупица в том, что касается цифр, и уж меньше всего мне хотелось бы просиживать целые дни в конторе.

— Вряд ли Питер сидит там безвылазно.

— Нет, но он рассчитывает, что я буду. Чтобы постичь механизм управления, как он это называет. А потом предстоит провести полгода на производстве, где изготавливаются проклятые унитазы.

— Но они ведь обеспечивают благосостояние семьи, и кто-то должен этим заниматься.

— Пусть тот, кому по душе подобная работа. Если вдуматься, я просто стану отбивать хлеб у какого-нибудь бедняги. И знаете что? Если начнется война… а она обязательно начнется — все так говорят… парни в Кембридже… те, что гораздо умнее меня. Они утверждают, что она на подходе… Так вот, если начнется война, а я буду в этом бизнесе, босс ни перед чем не остановится, чтобы удержать меня там на веки вечные.

Хэл подумал, что Саймон прав.

— А ты предпочел бы надеть в армейскую форму, если возникнет заваруха? — Боже правый, сейчас он выражается как тогда, в тысяча девятьсот восемнадцатом году.

— Предпочел бы я? — Лицо Саймона раскраснелось еще больше. — Неужели нет? Вы же сами все понимаете, дядя Хэл, вы были на прошлой войне!

— Да. — Есть ли смысл упоминать, что тот опыт оказался страшным?

— Дело не только в близкой войне и в том, чтобы поскорее туда попасть. Я вообще хочу стать военным, профессиональным военным. Только если скоро будет война, а я впустую потрачу время, болтаясь тут, на севере… то даже если мне удастся выбраться с этой фабрики, все равно будет трудно вступить в приличный полк, потому что… разве вы не чувствуете?.. другие парни будут там раньше меня.

— Саймон, но почему ты вообще мечтаешь быть солдатом? — Подобных честолюбивых устремлений Хэл не мог постигнуть. — Это суровая и жестокая жизнь.

Лицо Саймона озарилось энтузиазмом.

— Это лучшая жизнь, какая бывает у человека! Я мог бы осенью поступить в Сэндхерст [43] , если бы подзубрил математику, и получить офицерский чин задолго до того, как начнется перестрелка.

— Быть солдатом означает, что ты учишься убивать других людей.

— Не только это, а еще — успеть добраться до них раньше, чем они до тебя. В этом смысл войны, дядя Хэл. Те намерены убить или захватить вас, и меня, и всех женщин и детей. Кто-то должен за них драться. Так почему не я?

— Почему бы нет, в самом деле? — пробормотал Хэл.

Саймон ухватил его за рукав.

— Дело в том, дядя Хэл… не могли бы вы походатайствовать за меня перед стариком? Вы его брат, он вас послушает.

— Боюсь, единственным результатом того, что Питер меня послушает, будет то, что он поступит наоборот.

— Вы могли бы заключить с ним сделку. Насчет тех акций. Вам же безразлично, как с ними поступить. Понимаете, он просто сдвинулся на продаже фарфоровой компании. Он согласится, чтобы я пошел в армию, если за это получит вашу долю в бизнесе. Я дошел до точки, не знаю, что делать, дядя Хэл. Надеялся, что Розалинд замолвит за меня слово, папаша на ней помешан, она может вертеть им как захочет, да и неудивительно. Я хотел к ней посвататься, когда стану офицером. Только Розалинд не желает за меня просить, она просто смеется и велит мне самому прокладывать себе дорогу. Говорит, мол, все равно никакой глупой войны не будет, и мне придется стать солдатом, которому не с кем воевать, а она-де не может вообразить себе ничего бессмысленнее.