Книга Наследство Карны, страница 106 – Хербьерг Вассму

— Не читай мне мораль! Ты сам приехал к Дине, хотя собираешься жениться на другой. Ты рассказал своей невесте, что собираешься победить здесь не только горы?

Послышался звук удара. Громкий. Потом еще один. И все затихло. Карна слышала только громкое пыхтение. Один из них, а может, и оба раскуривали сигары.

— Нет. И дело не в этом, — сказал наконец Аксель не совсем уверенно.

— А в чем же?

— Я приехал, чтобы увезти ее отсюда или самому остаться здесь. Про женитьбу я написал нарочно, чтобы… Но она послала меня к черту! Меня, молодого и красивого! Слышишь, ты, идиот?

Аксель как-то странно засмеялся. Карне стало не по себе.

— А ты сам! — продолжал Аксель. — У тебя есть все, и ты ничего не бережешь.

Карна почувствовала приближение припадка. Нет, нет, только не здесь! Она поднялась по лестнице и села на пол, опустив голову между колен. Тошнота медленно проходила.

Неужели побить каменьями следовало папу?

Рюмки были пусты.

— Вениамин, что означает твой туманный, как у оракула, ответ?.. Про Ханну, жену Олаисена. Бы в юности любили друг друга? — Аксель вытер под носом рукавом рубашки. Скомканный сюртук валялся на полу.

— Мы вместе выросли. Когда я вернулся из Копенгагена…

— Ты так тосковал по ней в Копенгагене, что обрюхатил другую! И так привязал к себе Анну, что ей уже не вырваться, — с горечью сказал Аксель.

— Зачем видеть во всем только плохое?

— С этим ты справишься и без меня! Неужели это того стоит?

— Катись к черту! Я не встречал ее уже…

— Вот-вот. — Аксель шмыгнул носом.

— Ну хорошо, иногда мы видимся. Ей нужен близкий человек. И она говорит, что он бьет ее независимо…

Аксель открыл рот от изумления.

— Принеси еще бутылку! — просипел он.

— Хватит с тебя!

Они сидели, наклонившись друг к другу, и не спускали друг с друга глаз.

— Я не могу ничего объяснить. Не могу думать… Она тоже. Это сильнее нас.

— Так он прав? Это был твой ребенок?

— Нет!

Аксель хотел встать, но сполз обратно в кресло и спросил почти с благоговением:

— И это будет продолжаться?

— Страндстедет небольшой. Я не могу избежать встреч с Ханной, если ты это имеешь в виду. Но я не сплю с ней! Мы только разговариваем! Понимаешь?

— Фу, черт! Только что верблюд у меня на глазах пролез сквозь игольное ушко.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ты, безусловно, попадешь в рай.

Они помолчали. Аксель высморкался в сложенный платок и взмахнул им.

— Если я узнаю, что ты изменил Анне, я тебя убью!

— Ты пьян, — сказал Вениамин.

— Спасибо, а то я не знал! Бутылка пуста! — Вскоре он вздохнул и сказал: — Мне следовало помнить, как ты умеешь все переворачивать таким образом, что разговор будет идти только о тебе и твоих делишках.

Вениамин пошел за новой бутылкой.

Когда Анна вернулась домой, они лежали в обнимку на полу возле книжного шкафа. Вениамин тяжело дышал в бороду Акселя. Громкий храп взлетал к потолку.

Она с удивлением долго смотрела на них. Потом осторожно опустила шторы на окнах. Не подняв упавшую бутылку и не убрав со стола, она укрыла их пледом и тихонько вышла из комнаты.

И прикрепила к двери записку для служанки: «Не тревожьте доктора, он спит в гостиной!»

В тот день, когда уезжал Аксель, дул свежий ветер. Бабушка не пошла провожать его на пристань. Но зашедшую к ней Карну встретила в дверях.

— Мне сегодня не до разговоров, — сказала она в щелку. — Даже с тобой.

Кажется, она плакала.

Карна кивнула и вышла на ветер. Пароход шел с трудом, он еще не миновал Тьювхолмен.

Папа уже поднялся к дому, поэтому Карна пошла к Биргит. Там ей обрадовались. Печь у них еще не топилась, потому что труба дымила при западном ветре.

— Карна была бы очень хорошенькой, если б она хоть иногда улыбалась, — сказала вдруг мать Биргит.

Но Карна не видела в этом ничего забавного, сегодня все было не по ней. Она поджала губы.

— Я человек серьезный, — сказала она. Иногда это служило ей утешением. Конечно, она где-то вычитала эти слова, но ведь мать Биргит этого не знала.

— Тебе идут распущенные волосы, пусть все видят, какие они красивые. — Мать Биргит не сдавалась.

Биргит вся съежилась.

— В Библии об этом ничего не говорится, — ответила Карна и начала надевать накидку. Здесь стало слишком жарко.

Через минуту она снова оказалась на ветру. Сегодня ей нигде не было места.

Поднявшись в свою комнату, она заплела косы еще туже и заколола их на затылке, как закалывают пожилые женщины. Остался лишь маленький локон возле уха.

Отныне она будет носить эту прическу до самой смерти!

Поглядевшись в зеркало, Карна спустилась к папе и Анне.

— Может, мне лучше носить распущенные волосы, чтобы все видели, как они вьются? Как по-вашему?

Не поднимая глаз от газеты, папа начал рассказывать Анне о разногласиях амтмана с председателем местной управы — амтман считал, что не следует вкладывать столько средств в южную дорогу.

Анна пробормотала «да-да» и даже не взглянула на Карну — она только что получила письмо из Копенгагена.

Карна подошла к папе и повторила вопрос.

— Это и так видно. Но если тебе самой кажется… Мне все равно, — ответил он, так и не подняв глаз от газеты.

Карна пошла на кухню за ножницами. Потом вышла с ними на крыльцо и прижала ножницы к голове. Дело было сделано.

Анна заметила каштановые пряди, летевшие мимо окна. Она выбежала на крыльцо и увидела Карну с обкромсанными волосами. Она была похожа на каторжника.

До того как Карна должна была в церкви отвечать перед Богом и прихожанами на вопросы пастора, оставалось семь дней.

— Что ты наделала?

Голос Анны звучал точь-в-точь как у матери Биргит. В дверях показался папа. Он онемел от удивления. Потом схватил Карну за руку:

— Ты с ума сошла? Я тебя выпорю!

— Ты сам сказал, что тебе все равно! Что и так видно, как они вьются!

— Ты собираешься явиться на конфирмацию с головой, похожей на помело? — крикнул папа.

Его вид внушал опасения. Он весь побелел. И был угрожающе близко. Карна чувствовала на лице его дыхание и брызги слюны. Но слов его не понимала.