Книга Наследство Карны, страница 116 – Хербьерг Вассму

И когда он легко обнял ее и ее рука легла в его грубую теплую ладонь, ей оставалось только полететь по комнате и взлететь к гирлянде, висевшей на железной балке.

Потому что благодаря Педеру музыка унесла ее за собой.

Он тряхнул головой, и его пробор сбился, губы приоткрылись в тихом смехе. Этот смех, словно котенок, пробрался в ее голову и свернулся там клубком.

Осенью каждый четверг Педер по вечерам помогал Дине вести бухгалтерию и писать письма. Они сидели у секретера в ее покоях.

У Педера был красивый, твердый почерк. Он подходил не только для того, чтобы записывать цифры. Кроме того, Педер говорил не больше, чем следовало. Дине было хорошо в его обществе.

Она как будто не находила ничего странного в том, что Карна под каким-нибудь предлогом тоже приходила к ней по четвергам. Напротив, она говорила:

— Подай нам через час горячий шоколад с печеньем. Ровно в семь!

Таким тоном Дина давала распоряжение горничной, когда у них были гости. Но Карна не обращала на это внимания. Бабушкин тон ничего не значил. В четверг не значил.

— У фрёкен Карны часто бывают припадки? — спросил Педер. Карна только что вышла из комнаты, и Педер открыл счетоводную книгу.

— Случаются. Она страдает эпилепсией.

— Отчего бывает эта болезнь?

— Думаю, этого не знает никто. Но спроси у Вениамина.

— Это опасно?

— Не настолько, чтобы она не могла прийти в себя после припадка. Если, конечно, не ушибется. Но приятного мало. Ты и сам, кажется, убедился в этом в тот раз?

Она положила перед ним расписки. Показала на почтовые отправления, которые казались ей сомнительными. Указала на тенденцию цифр к повышению. С еле заметной усмешкой — пусть это останется между ними.

Конечно, он все понимает.

Имя Вилфреда Олаисена не упоминалось. Да и зачем было упоминать о нем, если все в полном порядке.

— Но может, она больна? Может, нужно что-то сделать, пока не поздно? — спросил Педер.

— Ее смотрел один профессор из Копенгагена и доктор из Берлина. Они ничего не рекомендовали.

Дина взглянула на озабоченное лицо Педера. Потом толкнула его в плечо.

— Она еще ребенок. О чем ты думаешь?

— О том, что хотел бы помочь ей вылечиться, — серьезно ответил Педер.

— Сколько тебе лет?

— Двадцать пять.

— О Господи, солидный возраст для мужчины! — воскликнула Дина и похлопала его по руке, словно хотела утешить. Потом измерила его взглядом и безжалостно сказала: — Но сейчас ты еще слишком стар для нашей Карны. Вот лет через пять…

Он мучительно покраснел и сбился в цифрах.

— Вы думаете… лет через пять? — осмелился спросить он.

— Поговори с ней самой. Несмотря на свой юный возраст, Карна в состоянии сказать, что она думает по этому поводу. Другое дело, что за эти пять лет она может передумать. С девушками так бывает.

— Вы считаете, что мне следует поговорить и с доктором?

— Немного попозже. Сейчас это его только испугает.

— По-вашему, нужно обязательно быть богатым, чтобы породниться с хозяевами Рейнснеса?

Она снова измерила его взглядом.

— Нет! Но достаточно умным, чтобы выжить в этом мире.

— К этому я привык. — Педер приободрился.

— Я знаю, — серьезно сказала Дина.

Они занялись делами, теперь их интересовали только цифры.

— Ты когда-нибудь кого-нибудь ударил? — вдруг спросила Дина.

Глаза у него сделались беспомощными.

— Нет! — почти с сожалением ответил он.

— Хорошо!

Он осмелел, и с его губ сорвался дерзкий вопрос:

— А вы?

Дина явно удивилась, но глаза у нее были веселые:

— Случалось.

Вилфред Олаисен посмеивался над этими занятиями бухгалтерией по четвергам. Пока ему не пришло в голову, что он мог бы использовать брата, чтобы разузнать кое-что о делах Дины. Но он наткнулся на стену. Без единой щели. Педер прямо сказал, что не намерен говорить о доверенных ему делах.

Вилфред рассердился, и Педер счел за лучшее ретироваться за дверь конторы. Там он почувствовал себя в безопасности. На верфи было слишком много рук и глаз.

— Я платил за тебя, пока ты учился в школе! — крикнул Вилфред ему вслед. — Ты должен работать на меня! На моей верфи!

— Я и работаю на твоей верфи, — спокойно через плечо ответил Педер. — Кроме вечеров по четвергам.

— Что такого особенного должно быть в женщине, чтобы она добивалась всего, чего захочет? — спросил Вилфред у Ханны тем же вечером. Он только что рассказал ей об измене брата.

— А разве ты сам не такой же? — осмелилась спросить Ханна.

— Я предприниматель!

— Не знаю, что есть в Дине. Наверное, то же самое, что в тебе.

— Это мы еще посмотрим. Я в любое время могу выкупить ее долю.

Ханна могла бы напомнить ему, как трудно им пришлось, когда Дина изъяла из дела часть своего капитала и они были вынуждены заложить дом. Но она промолчала. Как молчала все последние годы. Теперь они говорили только о том, о чем хотел говорить он. Даже в присутствии посторонних Ханна предпочитала не высказывать своего мнения.

Это могло плохо кончиться для нее уже дома, когда дети спали, а служанки были далеко. От необходимости сдерживать себя и всегда быть начеку сердце Ханны заледенело. Этот холод распространялся не только на Вилфреда, но и на всех. Даже на детей.

Зимой, поняв, что ждет четвертого ребенка, Ханна позвала к себе Вениамина. Дома никого не было. Сара с детьми уехала в Рейнснес, а Вилфред отправился куда-то на «Лебеде».

Возле «Гранда» она сунула Вениамину записку, не объясняя, в чем дело. Когда он пришел, она попросила его помочь ей избавиться от ребенка. Вениамин оторопел. Потеряв над собой власть, Ханна схватила его за руки.

— Ты не смеешь просить меня об этом. Пойми, это может стоить тебе жизни.

— Мне все равно! — крикнула она, и ей стало приятно — наконец-то она смогла повысить голос в собственном доме.

— Замолчи! Не смей даже думать об этом! — простонал он и обнял ее.

Она тотчас прильнула к нему, тогда он разжал руки. И продолжал говорить, говорить… Ему хотелось утешить ее.

Ханна была вне себя от отчаяния. В ней проснулась злоба. Захотелось хоть раз потерять голову. Отомстить. Но Вилфреда здесь не было. И все вылилось на Вениамина.

— Он же все равно забьет меня насмерть! — крикнула она.

Увидев его лицо, она раскаялась и стала умолять его остаться. Вениамин все-таки ушел.