Книга Карусель, страница 50 – Белва Плейн

— Он не был мужским. Была жива моя тетя Люсиль. Вы что-нибудь о ней знаете?

— Видела только ее портрет в столовой в «Боярышнике».

— Она, между прочим, покончила с собой.

Салли просто открыла рот.

— Я никогда об этом не слышала!

— И не должны были. Предполагается, что туманным зимним вечером она по ошибке направила машину не на мост, а в реку. Или что у нее случился сердечный приступ. Выбирайте. Но я-то знаю правду.

— Вы хотите сказать, что вы единственная знаете правду?

— Ну, может, не единственная, хотя уверена, Дэн даже не подозревает, иначе он вам бы сказал.

Эта женщина, вероятно, больна. Самое умеренное определение, применимое к ней, — это «эксцентричная». Поскольку от нее ожидали реплики, Салли коротко заметила:

— Для всех вас это, видимо, было ужасно.

— Меня там не было. Это случилось на следующий день после того, как я уехала в пансион. Я хотела вернуться домой на похороны, потому что любила ее, но взрослые посчитали, что не стоит. В школе решили, что это слишком долгое путешествие, поскольку я только что прибыла, а мои родственники — у моей мамы была сестра в Калифорнии, двоюродная или троюродная, которая взялась меня опекать, — согласились. Тетя Люсиль была приятная, спокойная женщина, очень ласковая со мной, а особенно с Клайвом. Насколько я помню, он был неудачником, — задумчиво проговорила она. — Бедный Клайв.

Последнее замечание невольно обидело Салли, и она, хотя и сама примерно так же думала о Клайве, решительно встала на его защиту:

— Больше не бедный. Он счастливо женат, и у него все хорошо, даже несмотря на то что недавно он серьезно болел. Но он благополучно выздоравливает.

— Рада это слышать. Я так понимаю, что он не хочет продавать участок леса этой группе?

— Не знаю. — Салли знала, но ее раздражали попытки втянуть ее во все это. — Я же вам сказала, что не принимаю участия в делах «Грейз фудс». — И, решив сменить тему, уже более мягким тоном предложила: — Хотите посмотреть дом? Я проведу для вас экскурсию.

— И дом, и детей — обязательно.

Аманда восхищалась фотографиями Салли над столом Дэна в кабинете, когда туда, переваливаясь, вошла Сюзанна в розовом банном халатике.

Идущая за ней няня воскликнула:

— Вы не поверите, она стала слишком резвой для меня! Постойте, мисс, у вас все еще влажные волосы. Дайте мне их высушить. — Но Сюзанна смеялась и уворачивалась от няни и полотенца. — Вот так. Теперь можешь идти к маме.

Салли подхватила ее.

— Это Аманда. Помаши ей.

Маленькая пятерня растопырилась навстречу Аманде, та помахала в ответ.

— Можно ее подержать, или она испугается?

— Она пойдет к вам. Большинство детей в этом возрасте боятся чужих, но она почему-то редко пугается. Попробуйте.

Аманда протянула руки, и Сюзанна позволила произвести перемещение.

— Красавица! — воскликнула Аманда. — Вы только на нее посмотрите. Она обворожительна, Салли. Сколько ей?

— Год, — гордо сказала Салли, — и, похоже, она не ведает никаких страхов.

Аманда кивнула:

— Думаю, она легко пойдет по жизни. Посмотрите на ее улыбку. Ну а где Тина?

Ответила няня:

— Играет. Сегодня она немножко не в духе. — И, устремив тактичный взгляд в сторону Салли, добавила: — Я пытаюсь свести ее вниз поужинать.

— Может, тогда оставим ее в покое? — предложила Салли.

— Давайте сходим к ней, — сказала Аманда. — Ну и что, что она не в духе? У всех Такое бывает. У меня, например.

— Вообще-то она не просто не в духе, — вынуждена была объяснить Салли. — В последнее время у нас с Тиной некоторые проблемы. Ничего серьезного, — быстро поправилась она, — но периодически на нее что-то находит, и она отказывается говорить. Ничего серьезного, — повторила она, — просто раздражает.

— На меня это не подействует, — заверила Аманда.

Идя по коридору, они услышали звуки вальса «На прекрасном голубом Дунае».

Тина стояла рядом с каруселью. При виде матери и незнакомки она быстро выбежала из комнаты.

— Тина, вернись и поздоровайся, — позвала Салли, прекрасно зная, что на ее слова не обратят никакого внимания.

Карусель продолжала играть. Повернувшись к Аманде, чтобы извиниться за Тину, Салли увидела, что та стоит, закрыв лицо руками, и дрожит.

— Что такое? — воскликнула Салли.

— Эта мерзкая вещь… Эта мерзкая вещь была моей, ее мне подарили.

— Не понимаю.

Аманда смотрела на карусель, словно парализованная.

— Да что такое? — повторила Салли. — Что случилось?

— Ничего, ничего особенного, — покачала головой Аманда. — Простите… Я просто подумала… Простите.

— Да вы нездоровы! Наверное, это неспроста. Вы пугаете меня до смерти!

— Нет-нет, забудьте. Я не хочу явиться к вам в дом и причинить неприятности.

Какое странное поведение, подумала Салли, желая, чтобы рядом был Дэн, способный справиться со своей сестрой. Она взяла Аманду за руку и мягко сказала:

— Если я смогу вам помочь, это вовсе не будет неприятностью. Но если вы, напугав меня, оставите потом в неизвестности, это и будут неприятности. Умоляю, я должна знать.

Блестящие глаза, глаза Дэна остановились на Салли.

— Я никогда, никогда в своей жизни никому об этом не рассказывала. И сомневаюсь, стоит ли рассказывать вам…

— Как угодно. Но лучше сделать это, если есть возможность, пока это знание не разорвало вас изнутри.

— Вы очень добрая, Салли.

— Спасибо. Я стараюсь.

Две большие слезы покатились по щекам Аманды.

— Я много раз думала, что должна рассказать, но когда момент наступал, я не могла.

— А сейчас можете?

Разумеется, Салли было любопытно: любому на ее месте было бы любопытно. Однако, с другой стороны, она не хотела слушать дальше. Ее слишком одолевали собственные тревоги.

Аманда глубоко вздохнула:

— Да, могу. — И добавила с кривой усмешкой: — Вам лучше сесть поудобнее, потому что это долгая история… — Я увидела эту карусель, — начала она. — Ее подарили мне, когда мне было двенадцать лет, это была взятка, плата за молчание, хотя я в ней не нуждалась. Я бы все равно ничего не сказала. И действительно молчала до сих пор.

Во время похорон родителей многие подходили ко мне и говорили, желая утешить, что я попаду в самый лучший дом, о котором только может мечтать девочка, — в «Боярышник», в хорошую семью.

Никто не понимал, почему я столько плакала весь тот год, что жила там, почему была такой непослушной, полной злобы. Но я боялась, очень боялась. Я часто сидела одна в своей комнате, иногда под деревом с книгой, но читать не могла, потому что все слова сливались…