Онлайн книга «Процесс исключения»
|
Да. Был Борзенко с колоссальной рукописью. Симонов сказал ему, что, если мне понравится, – будут печатать, нет – нет. «То, что она думает, то и я думаю», – сказал он. Ого! Это не точно (!) и это зря. Я сказала, что буду читать только через месяц. Он все же оставил рукопись. Высокий, очень красивый и, кажется, неумный, т. е. элементарный… Сашин мне эту рукопись бранил – но верно это или нет? вот вопрос. Глазу явно хуже. 6/XII 46 День неудач. Все через силу и все зря. К половине первого пошла в «Новый Мир». Люшенька меня провожала, несла папки со стихами. Но Симонов не пришел, хотя и назначил мне в это время. Не пришел и не позвонил. Нивинская сразу увела меня в соседнюю комнату и стала читать поэму Ковынева {9} – очень плохую, выдавая ее за хорошую. А это просто острословие, вне всякого лирического чувства. Умирает ребенок – глаза его автор сравнивает с потухающими окурками. Экий прохвост. Сама Нивинская понимает мало, но дает себя убеждать. Не любит Твардовского, любит Ушакова. А что можно любить в Ушакове – в этой искусственности, в этом холоде? Глупости. Пришла домой смертно усталая. Что-то еще со мной, кроме глаза. Но что? Пришла, полежала и решила обзвонить по телефону поэтов, от которых журнал ждет стихов для лирической подборки. Начала, конечно, с Пастернака, ожидая радость. А дождалась другого. Оказывается, Симонов обещал Борису Леонидовичу аванс за прозу – десять тысяч рублей. Это было уже две недели назад. И с тех пор ему не позвонил. И Б. Л. просит ему передать, что если журнал не окажет ему этой материальной поддержки, то он не даст ни строки стихов. Легко сказать – передай. Я всячески желаю уладить этот конфликт, желаю, чтобы Борис Леонидович получил десять тысяч (даже если журнал не может печатать его прозы – все равно: для русской культуры они не пропадут даром), желаю, чтобы были стихи, – но как не хочется звонить, дозваниваться – ух! Я ему оставила в редакции записку – авось позвонит сам. Затем я безо всякой охоты позвонила Алигер, Инбер, Исаковскому, Антокольскому. Дамы были со мной величаво сухи, мужчины приветливы – особенно почему-то Антокольский. Очень тоскливо и страшно. Хоть бы кто-нибудь мне что-нибудь читал. 7/XII 46 Симонову я наконец дозвонилась. Я доложила ему о Пастернаке. Он сказал, что хотел заплатить Пастернаку деньги, но не вышло и что он даст их ему только в январе. Казалось бы, скажи Пастернаку сам, и обиды бы не было, ан нет. Я позвонила Борису Леонидовичу и доложила. Он благодарил со свойственными ему преувеличениями. 10/XII 46 Днем приходила Ивинская со стихами, с целой уймой. Часть с резолюцией Симонова «показать Чуковской». Трудно было слушать так много подряд. 12/XII 46 Туся действительно пришла. Мы разобрались в стихотворном хозяйстве. Как она отчетливо слышит и отчетливо называет беду. Я вот сразу поняла, что Пагирев {10}, которого рекламирует Симонов – не поэт, но не умела сформулировать. Она же мне все объяснила – но я не уверена, что это можно объяснить Симонову. 13/XII 46 Вижу как будто лучше – зато целый день болит голова. Спасаюсь только пирамидоном. Утром внезапно, без звонка, пришел Заболоцкий. Поговорили с ним о его переводах Гидаша {11}. Потом он читал свои стихи. Хорошие. И я радовалась. А Симонов в Смоленске, и все дела стихотворные без него стоят. 14/XII 46 Веселый день, интересный. Вижу лучше – и кругом, и буквы. Значит, это правда, что скоро я буду видеть, как прежде. Звонок из «Нового Мира», что меня вызывает Симонов. Я туда. Мороз – но я не успела сильно замерзнуть. Симонов без пиджака, в белоснежной рубашке и какой-то мудреной не нашей жилетке, с трубкой, окруженный людьми – сразу попросил меня в кабинет. Там был Кривицкий и еще кто-то. Речь пошла о моей работе и о деньгах. Мне предложено получать ставку зав. стих. отделом – 1200 р. и быть им. Прозы не читать, а только работать с отдельными авторами – оплата по соглашению. Что ж, это разумно. Я согласилась. – Над стихами будем работать мы вдвоем, – сказал Константин Михайлович. – Ивинская только путает. А пока меня не будет – вы одна. Проверьте, как подготовил Сашин переводы болгар. И как он готовит подборку молодых. Я вышла. Мы условились, что к восьми я приеду к нему домой. Я сразу заказала по телефону машину. В большой комнате курили, по-бабски ругались секретарша с Ивинской и ждала Некрасова. Она сразу кинулась ко мне. – Вам передали мои стихи? – Нет еще. Но это потому, что я болею. Я пошла к Ивинской выслушать ее. Через секунду подошел Симонов. – Лидия Корнеевна, я уже давно прошу т. Ивинскую дать вам стихи Некрасовой. Она талантливый поэт, и я хочу, чтобы вы, Лидия Корнеевна, выбрали целый цикл. – С удовольствием, – сказала я. Ивинская пришла в ярость. – Я и так дала бы вам стихи ее! Я сама знаю! Зачем она жалуется Симонову! Я попыталась угомонить ее, а потом кинулась к Некрасовой, которая плакала. Она всех изводит, но ей хуже всех, конечно. Она – поэт. Я пришла домой возбужденная и вызвала машину. Но позвонил Симонов, что его отъезд в санаторий откладывается до 19-го и поэтому мы лучше встретимся в понедельник утром. Мне весело. Пусть всё это кончится худо, но весело начинать новую работу, узнавать новых людей. 15/XII 46 Днем – Ян Сашин со средненькими болгарскими переводами. Один я убила, другой велела поправить. Разговор был мирный {13}. Как-то будет при подборке молодых? Редакция: Симонов просил, чтобы я присутствовала, когда Кривицкий будет слушать Заболоцкого. 16/XII 46 |