Онлайн книга «Посредники»
|
С того самого случая Моргана перестала спать по ночам. Она пила кофе, учила уроки. Ее отметки всегда были хороши, но после седьмого класса они стали отличными. В течение целого года она ложилась спать только после того, как птицы начинали чирикать; перед началом занятий ей удавалось поспать всего несколько часов, и так продолжалось, пока она не убедилась, что переборола привычку ходить во сне. Ей разрешали опаздывать в школу из-за «нарушения режима сна», несмотря на то что Ивонн так никогда и не признала, что у дочери на самом деле была проблема. Ей до сих пор слышался голос матери, объясняющей членам школьного совета: «У нее просто слишком много энергии». И вот Моргана снова видела свои грязные, испачканные ноги. Красные царапины покрывали обе лодыжки; одна, особо крупная, шла по правой икре. Несмотря на то что она только что поела, Моргана почувствовала пустоту в желудке и головокружение. Она встала из-за стола. — Я сегодня работаю. У меня дневная смена в «Кракатау», так что лучше я сейчас помою тарелки… — Морри! — К. А. поднялся. — Брось ты эти чертовы тарелки. Слушай, может, нужно рассказать маме? Не думаю, что нам следует так все оставлять. Я не хочу, чтобы все это снова началось… — Я же сказала тебе. Я не хожу во сне. Я была пьяна, пешком добиралась до дома, по дороге зашла в бар. И уж конечно, тебе не следует рассказывать об этом маме. Она примолкла, многозначительно качая головой. — Так или иначе, но, согласно приказам тренера Гонсалеса, тебе за милю следовало обходить эту вечеринку, — напомнила она. — Через две недели у тебя поездка в тренировочный лагерь. А за пьянку тебя могут вышвырнуть из команды, Кака. Так что я не стала бы рассказывать направо и налево — особенно страдающей словесным поносом Ивонн, — о том, как твоя старшая сестра надралась на вечеринке, на которой ее младшему братцу вовсе не полагалось находиться. Она взяла свою тарелку и вздернула подбородок. — Как думаешь? К. А. сел, скрестив руки и опустив голову. Он привык к тому, что Моргана вечно манипулировала им. — Да, полагаю, ты права. — Я тоже так думаю. Она принялась убирать тарелки так, как это делала Ивонн, складывая в стопку. Их тяжесть была приятна ей. — Поговорим о другом. Думаю, мне нужно извиниться перед Ундиной. Она, наверное, волнуется… — Уж это да! Прошлой ночью ты вела себя как настоящая стерва. Моргана откинула волосы назад. — Я с этим разберусь. — А Нив? С ней ты тоже вела себя отвратительно. — Разумеется. Кукольное личико Нив всплыло у нее перед глазами, и Моргана снова почувствовала желание двинуть по нему изо всех сил. Маленькая гнида! — Я извинюсь перед Нив. Она же моя подруга. Моргана забрала последние тарелки и направилась в кухню, чувствуя, что стала лучше, чище и полностью владеет собой. — Слушай, — крикнула она от раковины, — не волнуйся обо мне. И насчет тарелок тоже, я о них позабочусь. Она высунула голову в дверной проем. К. А. сидел за столом, все еще скрестив руки и опустив глаза. — Спасибо за оладушки, Кака. — Ага, на здоровье, — буркнул он, не поднимая головы. Моргана нахмурилась и вернулась на кухню. С ними — Ундиной и Нив — она разберется позже. Прямо сейчас ей надо разобраться в своих мыслях. Нужно понять, как долго она отсутствовала прошлой ночью, что произошло после ее ухода, почему она ушла и сколько времени провела в лесу. Она плеснула на губку мыла с запахом лимона и принялась тереть посуду, сначала столовые приборы, потом бокалы, потом тарелки. Ей нравилось ощущение теплой воды, струящейся по рукам, но злость не проходила. Хотелось что-то сделать, что-то изменить. Почему это произошло именно сейчас? Почему она снова начала бродить во сне? Словно в поисках ответа, Моргана окинула взглядом кухню. Глаз остановился на наборе ножей, висевших на магнитной полосе над раковиной, словно отряд толстых средневековых солдат, построившихся в шеренгу. Вспомнились кадры из того старого фильма, «Керри». Что, если они пришли за ней? Умом Моргана понимала, что это не так, но вот бы они нацелились в Мотылька, эту омерзительную сволочь, так унизившую ее. Она представила, как весь набор ножей летит ему в голову, и от этого жуткого зрелища почувствовала себя лучше. Если бы она только могла… Если бы она только могла чуть лучше держать себя в руках… Поворачивая тарелки под струей воды, она обнаружила, что шепчет: «Давай, давай, давай…» Разумеется, ничего не изменилось. Ни на йоту. Она попыталась говорить быстрее, словно автомат, потом медленнее, потом даже умоляющим тоном и наконец просто заорала: — Давайте, мать вашу так! Шевелитесь! — Что? — изумленно отозвался К. А. из гостиной, где он смотрел футбольный матч с испанцами. — Морри, ты в порядке? — Все отлично. Просто пытаюсь оттереть сковородку. Ей хотелось плакать. Как давно она не плакала? Но и теперь она смогла выдавить из себя лишь те же сухие истерические всхлипы, как и в тот далекий день в лесу. Ее наполняли стыд и бессилие, и воспоминания о прошлой ночи только углубляли их. Внезапно она отвернулась от раковины. «Пошли они все. Пошел ты, Мотылек. И ты тоже, Ундина». Пройдясь вдоль обеденного стола, она прихватила ключи, потом накинула куртку. — Я иду в магазин! — крикнула она К. А. — Нужно мыла купить. Что ей действительно было нужно, так это найти Мотылька. Стоит ей увидеть его, и станет легче. Она захлопнула за собой дверь, и то ли от хлопка, то ли по какой-то иной причине ножи, все до одного, рухнули в раковину. * * * Вот ведь придурок! Это было первое, о чем подумала Ундина, проснувшись наутро после вечеринки. Перед ней витали зеленые глаза Джеймса Мозервелла, в ушах звучал его голос — пронзительный, самоуверенный: «Я лечу только на зажженный огонь». Да что с ним? Он разговаривает как герой комиксов. Мотылек! Тоже мне… Он был ей противен — с его зализанными волосами, плейбойской эспаньолкой и прочими дешевыми средствами произвести впечатление. Она села на кровати и принялась собираться с мыслями. Где-то внизу играла музыка — «Флейм». Опять. Рыжие крылья — Белые крылья — Зеленые крылья — Синие Огненные нити — незримые и невыразимые. «Боже, меня тошнит от этой группы», — подумала Ундина. Она знала наизусть тексты всех песен их первого альбома, который назывался «Лети», но сегодня утром что-то в игривом голосе их неуравновешенного солиста бросало ее в дрожь. Она взглянула на другую сторону кровати. Постель была смята, подушка валялась на полу. Кто ее сюда принес? Кто-то спал рядом с ней? Она была в той же самой одежде — в черной футболке и джинсах, однако сандалии с длинными ремешками кто-то с нее снял, а еще развязал красный шарф — она поняла это, проведя руками по недлинным, до плеч, африканским косичкам. И сережки кто-то вынул из ее ушей… |