Онлайн книга «Землетрясение в отдельно взятом дворе»
|
— То есть? — спрашиваю. — Как это — день… утром? — То есть День города, — грустно объясняет Сева. — Какого? — спрашиваю я. — Что «какого»? — вслед за мной прикидывается непонятливым Севка. — День какого города утром у вас в городе, Сева? — Я теряю терпение. — День нашего города Донецка в нашем городе Донецке, дура, — терпеливо и ласково отвечает Сева. — Ну и?… — Что «ну и»? — И что там? — Там? — Сева, печально: — Весело. Пиво пьют. Песни поют. Про Донбасс. — А ты почему утром не в городе на Дне города? Ты что, песен про Донбасс не знаешь? — Почему не знаю? Знаю. — Спой. — Как? Прямо сейчас? — Почему нет? — Уже? — А когда? — В телефон? — Почему нет? — Про что? — Про Донбасс! Про Донбасс!!! — Ага… Щас… Сева затих. — Але? — Щас-щас… Тихо. — Але?! Але?! — Ну щас, щас!!! Кх-кх! Кх! Кх! — И торжественно объявляет: — Музыка Богословского, стихи Николая Доризо… — И начинает робко, на какой-то непонятный мотивчик: — «Давно не бывал я…» Нет. Щас-щас. Значит, музыка Богословского… — Стихи Доризо! Знаю-знаю. Давай, пой! — «Давно не бывал я…» Ой, мотив не помню. Щас. «Давно не бывал я…» Ну, не помню я мотив! Ну что уже теперь мне?! Ну не помню я! Не помню! — Н-да… Видно, и правда тебе не место этим утром на Дне города Донецка в вашем городе Донецке, раз ты такую песню не знаешь! — хихикаю я. — Можно подумать, ты хоть одну песню о своем городе знаешь… — Чтэ-э-э-э?! — взвыла я возмущенно. — Да я знаешь сколько песен знаю?! И «Гуцулку Ксэню», и «Маричку», и «Дай ня, мамцю, дай ня…» Хочешь, спою? Хочешь?! — И, не дожидаясь его согласия, я торопливо заголосила: Коломыя — не помыя, Коломыя — мисто. В Коломыи дивчаточка Як грэчанэ тисто!.. И вот эту знаю: У Карпатах снигы впалы, Робит, тато, саны, Выдавайтэ мэнэ замиж За мого Ивана. И вот эту еще (ох и разошлась же я!): Вьеться наче стричка Нэпокирна ричка, Тулыться блызэнько До пиднижжя гир. А на тому боци Там жывэ Маричка… Я пела и пела, чтоб доказать. Я пела все громче и даже стала притоптывать, пританцовывать и отбивать свободной рукой ритм по столу. И Севка обиженно бросил трубку. А в это время (как потом выяснилось) все Севкины домашние — мама, папа, брат, жена брата, дети брата, Севкина подруга — уже давно оторвались от своих дел и прислушивались к нашему с Севкой телефонному разговору, неодобрительно покачивая головами. — Как ты мог?! — гневно спрашивает Севина мама, вытирая влажные руки кухонным полотенцем. — Как ты мог?! — вторит Севин папа. — Ты же живешь в этом городе… — Это Севина мама. — …И ты не помнишь нашей народной национальной песни «Давно не бывал я в Донбассе» на музыку Богословского, стихи Доризо?! — негодует Севин папа. — Тебе звонит эта! Из Черновиц! Эта! С Западной Украины… — Севина мама неопределенно помахивает полотенцем в ту сторону, где, по ее мнению, должны находиться город Черновцы и я. — …И ты даже не можешь дать достойный отпор этой… этой… этой… — Этой бандеровке! — подхватывает знамя Севкин папа. — Этой западэнке! — Севин папа возмущенно пожимает плечами и обреченно машет рукой, наконец осознав, что в Севином патриотическом воспитании есть невосполнимые пробелы. — …И ты не можешь дать отпор, — голос мамы крепнет, — и хоть немного в кои веки похвалиться своим краем! Нет, ты — не патриот! — выносит она вердикт. — Ты — ничтожный космополит! — Ты в этом городе вырос! — Папа, убежденно. — Ты здесь бесплатно родился! — Мама, не очень уверенно. — Ты здесь бесплатно учился! — С легким сомнением папа. — Ты здесь бесплатно работал! — Мама и папа, не колеблясь и хором. — Звони! — Севкин папа разгневан не на шутку. — Звони ей! Сейчас мы ей покажем! Сейчас! — Куда? Что? Зачем? — Севка, испуганно. — Звони давай в Черновцы! — Севкин папа решительно снимает трубку телефона. — Звони ей, этой националистке! — требует справедливости Севкина мама. — Звони! Давай, звони! Де-ти!!! Все ко мне! Гриша! Юля! Наташа! Миша! Все идите сюда! Позовите тетю Любу и дядю Женю из соседней квартиры. Все пойте сюда, в телефон, когда я махну вот так! Поняли? Если этот не может, так давайте мы! Сейчас мы ей покажем, этой! Мы покажем ей День города! У меня зазвонил телефон. В это время Севкина мама на том конце провода махнула полотенцем. И из моей трубки зазвучал, загремел слаженный хор. Пели с истинным чувством: Давно не бывал я в Донбассе, Тянуло в родные края, Туда, где доныне осталась в запасе Шахтерская юность моя. Осталась она неизменной, Хотя от меня вдалеке. Там девочка Галя живет непременно В рабочем своем городке, В шахтерском своем городке… И тут во мне то ли древний местный инстинкт взыграл, то ли имя «Галя» меня подтолкнуло, заорала: Галю моя, Галю, Дай воды напыться! Ты така хороша — Дай хочь подывыться… — Ах, так! — это уже вскричал Сева. И махнул рукой: Спят курганы темные, солнцем опаленные, И туманы белые ходят чередой. Через рощи шумные и поля зеленые Вышел в степь донецкую парень молодой… И тут ко мне присоединились уже мои папа с мамой и даже дети, потому что я включила спикерфон: Чэрвону руту нэ шукай вэчорамы, Ты у мэнэ едына, тилькы ты, повир… На что вдруг сам Сева, причем довольно правильно, затянул: Это было в Краснодоне, В грозном зареве войны… И хор за ним грянул: …Комсомольское подполье Поднялось за честь страны!.. Что сказать? Конечно, мы все же победили. Хотя о донецком крае и много песен написано, но все же у нас их больше. Хотя нет, не победили. Ничья получилась. Поскольку в конце уже все вместе, на обоих концах провода, с удовольствием выпевали: |