Книга Мария в поисках кита, страница 61 – Виктория Платова

— И куда подевалась первая часть?

— Думаю, ее оторвали.

— Зачем?

— Не знаю. На хозяйственные нужды. А вы во всем ищете знаки?

— Не знаки, Ти. Подсказки, чтобы двинуться дальше. Я ведь писатель…

— Хотите использовать происходящее как сюжет?

— Почему нет? Может быть, это и есть сюжет.

Впервые за долгое время ВПЗР говорит что-то обнадеживающее. Как было бы прекрасно, если бы все оказалось сюжетом. Книгой, лежащей на прикроватной тумбочке. Отложив которую ты погружаешься в сон или даже кошмар, — неважно. В кошмарах тоже есть преимущество — они кончаются рано или поздно. И тогда, проснувшись в поту, с искусанной подушкой, можно вздохнуть с облегчением — только сон, всего лишь сон!.. А в реальности ничего пугающего нет.

Если бы это было так!

Впервые за долгое время Впервые за все время знакомства мне хочется ухватить ВПЗР за руки и сжать их крепко-крепко. Впервые мне хочется попросить у нее защиты, спрятать голову у нее на груди, в складках вечно прокуренного свитера. Впервые мне хочется, чтобы в ней шевельнулось сострадание и моя просьба о защите, о помощи не вызвала к жизни саркастическую ухмылку. Господи, сделай так, чтобы она перестала быть писателем, ребенком, не ведающим, что творит; чтобы она перестала быть вздорной, завистливой, эгоистичной и расчетливой бабой, блюдущей во всем только свой шкурный и мало кому понятный интерес!.. Чтобы стала просто женщиной, в крови у которой — помочь и утешить слабого, вытереть ему слезы, обнять и шепнуть на ухо: «Все будет хорошо, детка! Ничего не бойся, я с тобой!»

— Хочешь броситься мне на шею, Ти? — Ледяная насмешка в голосе ВПЗР убивает. — Залезть ко мне под подол? Напрасно. Ты же знаешь — юбки я надеваю только на ток шоу.

— Пошли вы к черту!..

Я ошиблась.

Душа у нее совсем не черная. В черноземной темени, если постараться, можно найти что-то стоящее — бледный корешок, семечко, слабый росток, детский «секретик», состоящий из стеклышка и фантика; жестяную коробку из-под леденцов со спрятанными там поплавками, грузилами и оловянным солдатиком.

Душа ВПЗР ослепительно светла.

Прозрачна.

Как аквариум, в котором ничего нет — даже открытой консервной банки с заплесневевшими бобами. Только бесчувственное стекло и безразличный ко всему металл каркаса.

И глаза ВПЗР — они еще хуже, чем нарисованные глаза Кико. Они только прикидываются настоящими. Они даже блестят по-настоящему — muchas gracias, [35] неизвестный таксидермист, ты потрудился на славу! Впаял в зрачки по детскому «секретику», положил фантик, имитирующий радужную оболочку, и накрыл его стеклышком. А может, таксидермист был не один — целая бригада! Один человек с таким феноменом, как ВПЗР, ни за что не справится.

Никому с ней не справиться, никому!..

Я отодвигаю стул и выскакиваю из кафе. Последнее, что я вижу, обернувшись: улыбку Кико. Он растягивает кончики губ указательными пальцами и смотрит мне вслед.

Этот акварельный взгляд вдогонку ничего не значит — Кико не пошел за мной, остался.

Я бегу по единственной улице Талего в полном одиночестве и без всякой цели. Но когда дома остаются позади, цель появляется.

Я уеду с гребаного Талего.

Уеду. Уплыву прямо сейчас, даже не заходя в дом Игнасио за вещами. Если заверну — решимость покинет меня, а мне бы этого очень не хотелось.

Нужно добраться до катера за океанариумом.

Где-то в стороне остается пристань с лодками, вытащенными зимовать на берег, и щитом «¡BIENVENIDOS!». Впервые я вижу изнанку щита: дерево местами почернело, видны дождевые потеки. Наверняка, если приблизиться, обнаружится еще что-нибудь неприятное — плесень, песок вперемешку с водорослями, налипшие в углах; сломанные ракушки, личинки. Вот она, обратная сторона гостеприимства Талего!..

Катер даже больше, чем показался мне в первый раз.

Он стоит на рельсах, уходящих в море; под днище подбиты деревянные башмаки. Осмотрев рельсы, я нахожу их во вполне рабочем состоянии: ни следа ржавчины, поверхность рельс успокаивающе поблескивает на солнце. Винт катера тоже выглядит свежим и так же блестит. Если выбить башмаки и приложить определенные усилия — катер соскользнет в воду и… Что?

Для начала нужно снять брезент и осмотреть катер.

Но начинаю я с башмаков, и увиденное мне совсем не нравится. Проклятые колодки, кажется, готовы стоять насмерть: между ними и рельсами нет ни единого зазора, — без лома или кувалды здесь не обойтись. А еще — без мужской силы, которая была бы в состоянии сломить сопротивление колодок.

Вряд ли в этом случае можно рассчитывать на Кико.

Еще одно препятствие — брезент. Он слишком тяжел. Его незакрепленный край под порывами ветра то и дело хлопает о борт; звук резкий и не лишенный ритмичности, как будто невидимый кровельщик колотит по жести. Но и с брезентом можно справиться, если постараться; вопрос лишь в том, как попасть на борт. Нос катера задран вверх, корма расположена чуть ниже, но и она слишком высока — до нее никак не меньше двух метров. О том, чтобы подпрыгнуть и зацепиться за борт, и речи быть не может: я никогда не выступала в цирке дю Солей, да и подтянуться бы не получилось, по физкультуре у меня была безнадежная тройка. Вот если бы здесь чудесным образом оказался канат! Ухватившись за него, я бы вскарабкалась на борт. Канат был бы знаком, что я все делаю правильно.

Но каната нет.

Нет и еще чего-то, что я привыкла видеть на корме многочисленных судов в многочисленных приморских городках, где мы с ВПЗР когда-то побывали.

Я пока не могу сообразить — чего именно.

Что там говорила ВПЗР? Я ищу не знаки, а подсказки.

Подсказки, которые помогают двигать сюжет вперед. Наверняка где-то поблизости найдется подсказка, чтобы сдвинуть катер.

И она обнаруживается. В одну из ближайших к катеру лодок брошена стремянка. Она словно приготовлена для меня. И лодка приготовлена. Все остальные лодки лежат днищами кверху, а эту никто не догадался перевернуть. Внутри лодки стоит вода, там же — под одной из банок — плавает журнал. Одного взгляда достаточно, чтобы понять: это недостающая первая часть «Vanity Fair».

Поднимать ее я не собираюсь.

Ухватив стремянку, я перетаскиваю ее к катеру и спустя минуту оказываюсь на борту. Еще десять минут уходит на то, чтобы полностью освободить катер от брезента. Когда это наконец происходит, я оказываюсь внутри одного из самых великолепных и совершенных судов, которые мне когда-либо приходилось видеть.

Ничего, общего с маленькими закопченными прогулочными катерами, которые курсируют по Неве, Фонтанке и Мойке. Ничего общего со старым корытом «Пилар-44». На этом сравнительный анализ заканчивается, потому что других катеров я не знаю и никогда на них не была. Разве что наблюдала за ними с пристани, не рискуя ступить на борт в отсутствие хозяина.