Книга На первом дыхании, страница 113 – Владимир Маканин

Букашаев так и не женился на ней, не захотел, и вот Наташа неделями не появлялась на работе, а потом она перевелась с их завода на другой завод и вообще исчезла с горизонта.

Инженер стал еще задумчивее и тише. Завод выделил ему однокомнатную квартиру, но одиночество инженера только усилилось. Друзей у него нет. Приятелей нет. Техник по телевизорам Букашаев иногда в состоянии крепкого подпития нахлобучивает малокровному инженеру шляпу по самые уши. И говорит:

— Эх, жизнь… Загубили мы с тобой девку. И какую девку!

Малокровный и непьющий Разин не понимает, как это он загубил или мог загубить кого бы то ни было, тем более Наташу. Шляпа до боли стискивает хрящи ушей и закрывает глаза. Инженер тихо мотает головой. Он высвобождается из-под шляпы. И молчит.

— Загубили! — продолжает пьянчуга Букашаев. — Вот она — наша жизнь.

Обычно такая нечаянная встреча бывает после работы у проходной. Инженер Разин не отвечает Букашаеву. Непьющий инженер Разин спешит уйти.

Вслед несется:

— Моль ты холодная!

Инженер приходит к себе домой, в однокомнатную маленькую квартиру, — здесь все как обычно. Он переодевается. Он ставит чайник. Он берет в руки книгу и коротает вечер. Телевизора у него нет. Зато у него есть икона Божьей Матери (недавно купил) и репродукция Моны Лизы. Они висят на стеночке рядом: непостижимые и прекрасные женские лики. Он откладывает книгу в сторону (надо бы еще раз поставить чайник!) и идет на кухню. Чай выпит, время ночи, инженер укладывается спать и тихо засыпает, как засыпает на ночь трава, как засыпают деревья.

* * *

Они встречаются во второй раз. Сидят на скамье под липами.

— Вы инженер? Угадала?.. Как интересно. А я — ученица закройщика (слова у нее говорятся сами собой, Светик действительно была когда-то ученицей закройщика, а также ученицей продавца в магазине, и где только не была она ученицей).

— Вы ученица закройщика?

— Да.

— Вы… Вы… (Он хочет сказать: «Такая красивая», — но не справляется со словами, смущен.)

Оба долго молчат. Светик начинает рассуждать вслух:

— Я вот думаю: пойти мне сегодня в кино или не пойти.

Инженер тонкую женскую идею не улавливает. Молчит.

— Прямо не знаю: идти мне сегодня в кино?

Инженер спохватывается:

— Может быть, мы… может быть, я с вами. «Иллюзион»… Если только не в тягость…

— Что вы, — опасливо говорит Светик. — Если в кино, это уже значит, что мы встречаемся. Я бы, конечно, с удовольствием. Но с инженером мне встречаться — это пустое дело.

— Почему?

— Вам со мной будет скучно.

— Ну что вы.

— И притом вы такой симпатичный.

— Я?

Он робко просит: давайте все же сходим в кино. Но Светик отказывается: нет-нет, какой смысл.

* * *

Они идут в кино «Иллюзион» лишь в воскресенье. В темноте зала они сидят рядом. Малокровный и скромный инженер сидит тихо как мышонок. Кое-как он идет на великий риск, берет руку Светика в свою — при этом начинании даже Светик слышит, что у него перебои с сердцем. Другая пара, сидящая в темноте зала непосредственно перед ними в обнимку, стонет, целуется и очень скоро доходит до исступления и неконтролируемых поступков.

— Как они себя ведут! — негромко возмущается инженер.

— Н-да, — соглашается Светик. — Их учить не надо.

Но он не замечает иронии.

* * *

— Сегодня он наконец чуточку осмелел — пригласил меня в гости.

Игорь Петрович откликается:

— Давно пора. Сколько раз вы были в кино?

— Не спрашивай. Если бы ты знал, какую чушь собачью мы смотрим! А иногда по два раза.

— Догадываюсь.

Игорь Петрович деловито разглядывает товар. Игорь Петрович живет новой жизнью. Курточки хороши, слов нет, но надо бы их протереть ацетоном. Подтяжки тоже засаленные…

Звонит Фин-Ляляев, Игорь Петрович кричит:

— Товар давай! Товар!.. Где товар?

Но старый Фин-Ляляев боится размаха: он привык работать неторопливо и с большой оглядкой — он играет по маленькой.

— Друг ты мой, не нужно нам спешки — где размах, там и погибель.

— Глупости! — орет Игорь Петрович. — Я только во вкус начал входить!..

* * *

— У тебя замечательная квартира, милый, — однокомнатная, да? Можно посмотреть — ох, как здесь мило!

— Да? — Инженер Разин светлеет. Смущенно улыбается… Он так боялся, что Светику у него не понравится.

— А кто убирает?

— Сам.

В квартире инженера пахнет пылью и старыми обоями. Есть запустение. Есть затхлость. Но есть и кое-какой уют, устроенный к этому вечеру неумелыми и несуетливыми мужскими руками.

— Хотите чаю? (Он все еще на «вы».)

— Да. Очень. А кто эта девушка?

— Я был в нее влюблен, а она меня бросила. Это давняя фотография. Ее звали Наташей.

Он рассказывает невеселую историю своей влюбленности. А затем — чуть более веселую историю своего редкого имени… О том, как пришибленный и робкий мальчик назывался Степаном Разиным. Больше ни веселых, ни грустных историй у него в запасе нет. Больше в нем нет ничего интересного. Так и живет.

Они пьют чай.

— Я все-таки боюсь, — говорит Светик.

— Меня? — Малокровный инженер густо краснеет.

— Нет, милый. Боюсь, что тебе со мной будет скучно, — я все-таки никогда не дружила с инженерами.

— Светлана, вы надо мной смеетесь? Нет?.. Тогда я вам скажу от всего сердца: мне… мне приятно с вами. И если уж говорить начистоту, то это я вас не стою.

— А что это за икона, милый?

— Нравится?

— Неплохая. (И опять Светик смотрит на Божью Матерь, а та на нее.)

Прозаик пишет в книжицу: сегодня он довольно ловко навел мост к продавщице комиссионного магазина — она пригодится, колоритнейшая баба. Он сунул ей в подарок не так уж мало, аляповатый сорокарублевый хрусталь, бросил в вазу грубоватую записочку «Жене от Жорика», и ничего — скушала. Акула. Рыбка из всеядных.

Прибегает Светик. Кто о чем, а Светик теперь только о своем инженере — голос у нее мягкий, даже мятный.

— Ты мне мешаешь, — говорит Игорь Петрович.

— Дай рассказать.

— Ты уже все это рассказывала. Ты повторяешься.

— Но послушай хоть немного — мне так приятно рассказывать…

Игорь Петрович нехотя поворачивает голову: