Онлайн книга «На первом дыхании»
|
— Но тебя же так хвалили на съезде. — Мало ли. Хвалили, и сам верил. А вот сейчас глянул — ничего особенного. — Ну вот что, миленький. Если ты будешь нытиком, я тебя разлюблю, и немедленно. Терпеть не могу нытиков. — Она улыбнулась: — Говоришь, что из твоей работы может получиться пшик? — Может, Валя. — Но ведь может и не пшик? Это ведь тоже возможно? — Возможно. — Ну, вот и держись. И не смей распускаться! Жизнь на этом и держится… — Да ты философ, Валя. — А ты как думал, миленький? Он вздохнул: — Ты молодчина. Господи, до чего ж ты необычная, Валя, а ведь я к тебе привык. Мне хотелось бы быть здесь и днем и ночью… — Он улыбнулся: — Не сказать ли жене, что у меня появились ночные работы по лингвистике… — Смотри! — погрозила Валя пальцем. — Жена выгонит из дому! Оба рассмеялись. Он опять вздохнул, но уже свободнее: — Ты права, ты совершенно права. Доклад нужно провести с блеском… Взялся за гуж — тяни. Верно? Она весело сказала: — И классиков можно к этому случаю вспомнить. — Кого, например? — А хоть Шекспира, миленький… Он очень славно на этот счет говорит. — И что же он говорит? — Поэт — а не знаешь? — Не знаю. — А говорит он так: и кто король с лица, тот и король на деле! — Я понял, Валя. — Вот то-то. Держись и гляди королем. Корнеев стал собираться на доклад. Валя аккуратно сложила ему листки и, сияя улыбкой, говорила: — А я вот всегда радуюсь… Живу себе в этом номере уже три дня, как на острове. И радуюсь! Никто даже не подозревает, что я в Москве. В этом какая-то прелесть, верно?.. Спущусь в буфет, куплю еды и опять в номер. И… жду твоих шагов! — Тебе нравится здесь? — Очень. — Слава богу. Я все боюсь, что ты заскучаешь. Валя вдруг встрепенулась: — А я хочу с тобой на доклад! — Что ты, Валя! — Ага, струсил! — Вовсе нет. Но ведь все думают, что ты в Киеве. — Кто все?.. Моих знакомых на этом докладе не будет. — А вдруг? — Миленький! — рассмеялась Валя. — Зачем думать «а вдруг»? Лучше думать: «А вдруг все будет хорошо!..» Так думать гораздо правильнее. — Ну разумеется! Ощущение свежести, бьющего молодого напора и радости передалось и ему. * * * После доклада они возвращались в гостиницу пешком и попали под сильный дождь. Валя дурачилась — она была мокрая, хоть выжми, и хохотала над Корнеевым, который все пытался спешить. — Бегом! — говорил он. — Ну, побежали! — Да ничего подобного! — смеялась она. — Вовсе не побежали. Не спеши. — Мы же промокнем… — Но ведь не простудимся! Ведь весна! Она таки настояла на своем, и Корнеев тоже промок до нитки. Сначала он был доволен и говорил: — Слушай, Валя… Я прямо молодею с тобой. А ведь дождь — это действительно прекрасно… — Не жалеешь, что я на доклад пошла? — А тебе понравилось? — Очень. Все с такой жадностью слушали. Ты был в точности как в Киеве. Там тоже был великолепный доклад — а ты весь звенел, когда говорил. — Да? — А я люблю, когда мужчина со славой и когда он сражается. Миленький, ты был так хорош! Чудо! Он улыбался, хоть и прятал улыбку. — Вот это дождина! — говорил он. — Посмотри, что на асфальте — ручьи, реки настоящие! Но едва они поднялись в свой номер, сорокалетний поэт-лингвист почувствовал, что этот самый дождина дает себя знать, и довольно сильно. От озноба Корнеев едва мог говорить. — А сейчас очень приятно горячую ванну!.. Разве нет?! — говорила Валя, открывая кран и пуская шумную, пышущую паром струю. — Да-д-да… Ванна наполнялась. Поэт-лингвист мужественно сказал: — Иди-ди тты первая. — Да не ломайся, миленький!.. Я ж вижу, что ты еле живой. Боже, как ты дрожишь! — Я после тебя, — собрав все силы, сказал он. — Если ты еще хоть секунду будешь вот так трястись, я тебя разлюблю!.. А ну, марш! Он сделал вид, что покоряется. — И перестань стучать зубами. Я не могу любить какого-то Щелкунчика! — смеялась Валя. Он влез в ванну и даже вскрикивал от тепла и ознобистого удовольствия. Валя смеялась, слыша его крики. Она переоделась и была сейчас в халате — сидела в кресле и ожидала своей очереди. — Да! — сказала она на стук в дверь. Озираясь, вошел юный Чекин. — Привет, сестричка, — сказал он баском. — Вот ты, оказывается, где! У него был довольно нелепый, всклокоченный вид, и притом он беспрерывно озирался. Валя захохотала: — Боже!.. На кого ты похож! — Я еле тебя нашел, — сказал он, прислушиваясь к плеску в ванной. — Еще бы. Такой сыщик… Ой, не могу… Ты посмотри, что у тебя за вид! Поэт-лингвист крикнул из ванной: — Валя!.. Что там такое? — Ничего. Брат мой примчался… Грейся, грейся, ничего особенного. — И тут же говорила брату: — Ой, господи, да какой же ты уморительный! Да отдышись немного… Как же ты сумел меня найти? * * * А было так. Юный Чекин, разумеется, и не думал искать Валю, однако рубль кончился, а память по рублю осталась. И вот на следующий день он случайно увидел на улице вывеску того самого института. — Мне везет. Мне черт знает как повезло! — вскрикнул он и тут же кинулся внутрь здания; он быстро шел по коридору, как идут на звук или на запах. Он отыскал кабинет лингвистики, фамилия была написана — та самая — фамилию он помнил: Корнеев Иван Павлович. Он постучал и вошел к секретарше: — Где Иван Палыч, не скажете? — Вам чего? — Секретарша едва взглянула на этого сосунка. — Мне срочно нужен Иван Палыч. — Его нет. Он уже дома. — Дома его нет, — сказал юнец, полагаясь на интуицию и на чуткие нервные ноздри. — А я говорю: дома. — Нет. — Молодой человек!.. Иван Павлович не докладывает своему секретарю, куда он уходит. И она застучала на пишущей машинке. Плут колебался лишь долю секунды. Он подошел к секретарше и сказал шепотом: |