
Онлайн книга «Весенняя лихорадка»
Глория забавлялась, спускаясь в лифте. Лифтер был некрасивым, но молодым, рослым, видимо, немцем. Ее развлекала мысль о том, какое выражение приняло бы его лицо, распахни она полы верхней одежды. — Вызвать вам такси, мисс? — спросил он, чуть обернувшись. — Да, пожалуйста, — ответила Глория. Лифтер ее не припомнит, если кто-нибудь попросит описать ее внешность. Вспомнит как привлекательную, производящую впечатление привлекательной, но толкового описания дать не сможет. Припомнит только, что на ней было норковое манто, а те, кому потребуется описание ее внешности, уже будут об этом знать. Если кто-то попросит лифтера описать ее, манто будет единственной причиной. Вечером, когда она появилась в этом доме, лифтер был пожилым, не снимавшим в лифте форменную фуражку. Она запомнила эту фуражку. Так что этот молодой человек не удивился, увидев ее в норковом манто, а не в бархатном пальто, в котором она входила. Ну конечно! Небось он даже не знал, из какой квартиры она вышла. Глория подождала, пока лифтер выйдет в большие железные застекленные двери дома, и наблюдала, как он поднял палец, останавливая такси. Чаевых за эту мелкую услугу решила не давать — из-за них он ее запомнит — и села в такси на заднее сиденье в дальний угол, где была не видна ему. — Куда ехать, мэм? — спросил водитель. — Вашингтон-сквер. Скажу, где остановиться. Она скажет ему, чтобы подъехал к одному из жилых домов, расплатится, войдет и спросит вымышленного человека, даст время таксисту уехать. Потом выйдет и возьмет другое такси до Хорейшо-стрит. Нанесет неожиданный визит Эдди. Он разозлится, потому что, видимо, у него девушка: воскресное утро. Настроение у нее хорошее; выйдя из такси, она пойдет в бар Джека и купит кварту шотландского для Эдди и его подружки. На углу Мэдисон-авеню водитель едва не сбил мужчину с девушкой, мужчина стал ругаться, водитель ответил тем же. — Еще слово, и наплюй им в рожи, — крикнула водителю Глория. В этом же районе другая девушка сидела в конце длинного обеденного стола. Курила, читала газету, время от времени клала сигарету в пепельницу и свободной рукой потирала короткие влажные волосы на затылке. Остальные волосы были сухими, но сзади было видно, где кончалась купальная шапочка. Девушка тормошила волосы, пытаясь высушить их, потом вытирала пальцы о плечо халата, затем они скользили вниз и останавливались на груди, немного заходя под мышку. Потом ей приходилось переворачивать страницу газеты, она снова брала сигарету и держала ее, пока огонек не начинал обжигать пальцы. Она клала сигарету в пепельницу и опять принималась тормошить волосы на затылке. Вскоре девушка поднялась и вышла из комнаты. Когда возвратилась, на ней были только лифчик и трусики. Не подходя к столу, она оперлась коленом на стул и стала смотреть в большое, во всю ширину комнаты, окно. Раздался звонок, и девушка пошла на кухню. — Алло… Пожалуйста, попросите его подняться. Девушка торопливо направилась в спальню и вышла, надевая кашемировый свитер, на ней были твидовая юбка, светлые шерстяные чулки и спортивные ботинки с длинными, слегка шлепающими языками. Раздался еще звонок, и она пошла к двери. — Привет. Привет, привет, привет. Как себя чувствует мисс Стэннард? — Здравствуй, Джимми, — сказала девушка, закрывая за ним дверь. Джимми тут же обнял ее и поцеловал. — М-м-м. Никакой реакции, — заметил он. Бросил шляпу в кресло и сел раньше девушки. Жестом предложил ей сигарету, она покачала головой в знак отказа. — Кофе? — спросила девушка. — Да, выпью, если он хороший. — Я приготовила его и выпила две чашки. Пить, во всяком случае, можно. — А, но варила его ты. Сомневаюсь, что ты выплеснула бы кофе, приготовленный собственноручно. — Будешь пить или нет? — Самую малость. Чашечку горячего яванского для джентльмена в синем костюме. — Кстати, почему в синем? Ты взял машину у Как-его-там? Я думала, мы поедем за город. Девушка осмотрела свою одежду, потом его. На Джимми были синий саржевый костюм, накрахмаленный белый воротничок и черные туфли. — Ты что, получил работу на Уолл-стрит после того, как мы виделись в последний раз? — Нет. Это ответ на оба вопроса. Я не взял машину ни у Как-его-там, ни у Нормана Гудмена. Ты познакомилась с ним в тот вечер, когда мы были у Майкла, и называла его Норман. А что до работы на Уолл-стрит, даже отвечать не буду. Норман позвонил мне вчера вечером, сказал, что ему нужно везти отца на обрезание или что-то такое. — Его отец раввин? — Да не будь ты такой… нет, дорогая. Его отец не раввин, а насчет обрезания я выдумал. — И что мы будем делать? Насколько понимаю, ты не взял машину у кого-то другого. Такой прекрасный день для поездки за город. — Я при деньгах. Думал, мы пойдем на Плазу, позавтракаем, но, вижу, ты уже завтракала. Мне поручили написать материал о проповеди, а в такой прекрасный день следует писать о протестантской. Не знаю, зачем вообще мне дают такие задания. Проповеди читают в редакции, и я просто хожу в эту треклятую церковь, а потом возвращаюсь в редакцию и копирую эту проповедь или вклеиваю ее. Остается только написать первый абзац, примерно такой: «Эта депрессия пробудила веру американского народа, как говорит преподобный миротворец Джон Мерриуэзер, приходской священник методистской епископальной церкви Святого Патрика». И так далее. Можно сливок? — Кажется, я выпила все сливки. Молоко подойдет? — Черт возьми, Изабелла, у тебя шикарная фигура. Походи еще. Подойди к окну. — Нет. — Она села. — Что же ты думаешь предпринять? — Мы не пойдем на Плазу? Хотя я и при деньгах? — С чего ты разбогател? — Продал кое-что «Нью-Йоркеру». — О, правда? Что же? — Знаешь, примерно месяц назад я был по заданию редакции возле мавзолея генерала Гранта [1] и обнаружил на той стороне реки колонию приспособленных для жилья лодок. Люди живут на этих лодках всю зиму. У них есть газ, электричество, радио, зимой лодки стоят на сваях, деревянных сваях. Весной они нанимают буксир, чтобы оттащил их к Рокуэю или в другое похожее место, и живут там все лето. Я подумал, что из этого выйдет хороший материал для рубрики «О чем говорит весь город», поэтому разузнал все о той колонии и отослал материал, а вчера получил чек на тридцать шесть долларов, пришедшийся очень кстати. Там хотят, чтобы я еще писал для них. — И ты будешь писать, так ведь? — Пожалуй. Само собой, много не смогу, потому что, хочешь — верь, хочешь — нет, у меня роман и постоянная работа. |