Книга Дознаватель, страница 26 – Маргарита Хемлин

Зусель поднял голову. Она плохо держалась на шее и мелко дрожала. Посмотрел на меня, как курица, когда ее уже зарезали, и бросил лицо в пол. Картуз слетел.

Я увидел, что голова у Зуселя абсолютно лысая, с вмятиной посередине. Видно, пробили когда-то, само срослось. Шрам белый, узловатый, с синькой. И кожа ходуном ходит. Вроде родничок у младенца.

Я знал, что трогать человека в подобном состоянии не надо. Надо ждать, пока успокоится.

Посмотрел на Штадлера. Тот замер с раскрытым ртом. Язык шевелится, обломки зубов трутся об мясо. Кое-где кровь капельками. Не сильно. Прикусил неудобно.

— А вы что думаете, Вениамин Яковлевич. Вы ж свидетель. Нравится?

Он замотал головой.

— И мне не нравится, Вениамин Яковлевич. Вы и завтра свидетелем в милицию с ним потащитесь?

Штадлер отрицательно замычал.

— Вас Зусель поставил в известность заранее, о чем состоится беседа? Нет? Так что ж вы купились? Теперь вы пристегнуты к этому делу. Нравится? И мне не нравится. Уходите. И бумажку свою заберите с подписью. Удивительно, насколько вы неумно поступили. Ладно. Забыто навек. И вы забудьте. Как не было. Приснилось. Точно вам советую — приснилось.

Штадлер потянулся к бумажке под тарелкой.

В последнюю секунду я руку перехватил и сжал.

— Нет, гражданин Штадлер. Расписка ваша все-таки останется у меня. Я с документами привык работать. А документ, тем более с подписью, — вещь на вес золота. Правильно? Идите с пустыми руками. И рот пополощите. Кровь на губах. Потом рассказывать будете, что я к вам пытки применял.

Штадлер вымученно улыбнулся и показал рукой, что он языком не болтает.

— Болтаете вы или нет, доподлинно неизвестно. Вот выйдете отсюда — и начнете разговаривать на всех языках мира.

Штадлер ушел. На выходе тетрадку достал и намеревался что-то нацарапать. Я не допустил.

Зусель меня ждал. Сидел возле стола. Но не у самого, а немножко как бы в стороне. Деликатно отставил табуретку. Намекал, что на угощение не зарится.

Но я видел по опыту: состояние его было такое, что горячий чай с сахаром нужен позарез.

Молча вскипятил чайник. Воды в чайнике как раз, чтоб быстренько. Специально проверил.

Налил в стакан заварки, кипяточку, положил три куска рафинада. Дал в руки.

Зусель брал чай медленно. Видно, раздумывал, стоит ли рядом с салом что-то кушать, тем более в некошерном доме.

Я выбора ему не дал.

— Когда выпьете, буду разговаривать. Мне вам «скорую помощь» звать нельзя. Вам же во вред. Разговоры пойдут. Согласны?

Зусель молчал. Стакан дрожал в его руках.

Первые слова выговорил такие:

— Ложку. Размешать надо.

Дал ему ложку. Он размешал сахар. Пил медленно каждый глоточек.

Я не торопил.

Пустой стакан из рук Зуселя не забирал. Оставил, чтоб тот сам пристроил на стол. С мыслью проследить движение. По движению, которым человек ставит на стол пустой стакан, многое можно сказать. Например, не просто про волнение, а про внутреннюю готовность дальше развивать отношения со следователем. Если стакан ставит и утыкается глазами в пол — плохо. Уйдет в несознанку. Если ставит и на следователя тем временем смотрит хоть как — хоть в упор, хоть искоса, — можно открывать протокол. Заговорит.

Зусель стакан не ставил. Крутил его на колене. Переворачивал, опять крутил.

Чтоб не упустить инициативу, я сказал:

— Долго будете молчать? Сам пришел и сам молчит.

Зусель вздрогнул и выпустил стакан вдребезги. Кинулся подбирать осколки. Порезал палец. Но не прекратил свои идиотские действия, а дальше продолжил.

Я, конечно, проявил нервы:

— Гражданин Табачник, вы что, играться со мной в спектакль сюда явились?

Рывком поднял старика под мышки, волоком усадил на табуретку.

Зусель поерзал и опять спустился на пол. Вроде начал искать картуз. Я подал прямо на голову. Нахлобучил. Слегка пристукнул.

На последней силе четко сказал:

— Итак, отвечайте на мои вопросы. И последний раз ставлю вас в известность, что тут не шапито на проволоке. У вас ума совсем нету, что вы с собой Штадлера притащили? У вас соображение пропало подчистую, что вы свидетеля при подобных разговорах ставите?

Зусель молчал. Он никуда не смотрел. Ни в пол. Ни в потолок. Ни на меня. Качался на табуретке с закрытыми глазами. И неудобно ему было качаться, потому что я его слишком близко втиснул к столу, когда пристраивал на место.

Я сделал вид, что спокоен.

— Объяснение вашему, так сказать, глупому поведению вижу единственное: явка с целью громадной провокации. Согласны? Отвечать!

Последнее слово я, конечно, громко выкрикнул и стукнул кулаком по столу. Тарелка с салом-луком подскочила. Штадлер, когда пытался вытянуть с-под нее свою цидулку, подвинул ее к самому краю.

После моего стука тарелка подскочила и свалилась на колени Зуселю. Он от сотрясения открыл глаза и как раз схватил налету тарелку в охапку. Дурной-дурной, а реакция, как у голкипера.

Испытанный прием дал роковую осечку. Зусель от вида сала в своих руках упал в обморок. Или что-то такое.

И в обморочном состоянии заголосил свое молитвенное.

И громко, гад, с хлюпаньем. А уже ночь. Соседи спят.

Я закрыл ему рот рукой. Он притих с мычаниями в прежнем духе. Я сильней. Он замолчал.

Я отнял руку и понял: гражданин Зусель Табачник скончался. И последней виной тому — моя сильная рука. Не рассчитал. Зажимал рот. А захватил и нос.

На фронте такое со мной, да и с другими, которые ходили в тыл врага за «языками», случалось. Было страшное расстройство и досада. Но горя не ощущалось. Война есть война. Но тут…

Я находился в отчаянии.

Под непоправимый удар была поставлена не только моя жизнь, но благополучие существования моей семьи.

Я закрыл Зуселю Табачнику глаза навек.

Не допуская мыслей о постороннем, крепко закатал Табачника в плащ-палатку. Новая плащ-палатка, недавно выдали.

Пакунок получился большой, но подъемный. Хоть известно, что мертвый весит больше живого. Я пропустил мимо себя мысль о том, что щуплость и общая неказистость Зуселя меня всегда смешила и вызывала легкое презрение. Сейчас он мне этим сильно способствовал. И я сказал ему спасибо от всего сердца. Пятьдесят с гаком кило для меня не груз.

Оделся в форму, взял пистолет, проверил запасную обойму, покидал в сидор кое-что из одежды, белья и необходимые предметы: веревку, саперную лопатку, финку и фонарь.

План созрел мгновенно. И я вплотную подошел к его исполнению.