Онлайн книга «У каждого свой рай»
|
– Не надо на меня сердиться, Иоланда. Но французы часто раздражают. – Вас раздражает многое, – констатировала она. – Я полагаю, что показывать мне вашу страну было бы для вас пыткой. Вам нужна новая обстановка. Для меня привычная обстановка здесь. Он рассуждал вслух. – Мне хотелось поехать на юг Италии. В Сицилию. Что вы будете делать одна в Берне? – Буду общаться с медведями… – Они ближе ко мне, чем к вашей гостинице. Идемте. Я покажу вам свою квартиру. У меня есть также коллекция египетских предметов. «Осторожно с фараонами, – подумала она. – С фараонами и сфинксом… Сколько их было? Сфинксов?» Перед ними простиралась, как осушенный Большой канал в Венеции, улица золотистого цвета, окутанная дымкой в черных и желтоватых пятнах. Призраки наемников ехали верхом на своих превосходных конях. Они пробирались через лабиринты света и тени. – Я видела медведей сегодня, – рассказывала Иоланда. – Они прекрасны, ухожены, с блестящей шерсткой, с экзальтированными милыми лукавыми глазами. Я выбрала себе медведя… Он лежал на спине, лапы кверху, и покачивался. Он ловил мой инжир, только поворачивая голову. – Они чем-то напоминают супругов, которые окружены вниманием, но которых держат взаперти. – Вы никогда не видите радостных сторон жизни? Он присвистнул. – Вы оптимистка, вы? Браво. Она умолкла. Последние лучи скользили по стенам. Он вел ее в этот розово-желто-синий вечер к Юнкернгассе. Освещение Центральной улицы чертило световую брусчатку. Они вошли в бархатистый туннель, образованный аркадами. Поднялись на третий этаж. – Я пройду вперед. Включу свет… Вот… В этот вечер никто не спрашивал у нее фамилию, имя ее мужа, причины ее появления. В конце небольшого коридора доктор открыл двойную дверь, и они оказались в спальне. Он повернул выключатель. Синий фаянс люстры радостно светился. – Она из Италии, – сказал Вернер. – Мои фаянсы всегда итальянские. Что за артисты, эти итальянцы! Они обладают безукоризненным вкусом. Сюда, скорее. Он потащил Иоланду к окну. – Еще не совсем стемнело. Посмотрите на Ааре. Она заметила вдали розово-стальную пенящуюся реку. – Если вы хотите занять эту комнату… Ванная как раз рядом. Вы, безусловно, встаете поздно. Утро я провожу в больнице, а частную практику начинаю в 14 часов. – Вы завтракаете дома? – спросила она. – Да, у меня привычки старого холостяка. Женщины, с которыми я жил, были творческими личностями. Они ложились спать поздно, вставали поздно. В моей жизни была одна художница, одна поэтесса, одна ремесленница, у меня был даже роман с певицей. Она прожила здесь лишь два дня. Я мог терпеть молчаливых мастериц, восхищаться ими, расхваливать их на все лады, но не певицу. – Я не творческая личность, – сказала Иоланда, – я не сплю до 10 часов, я всегда встаю рано. Я люблю утро. – Вы любите утро? Он снова начал раздражаться. – Но, Боже мой, что же вы делали со своими длинными днями, если вы вставали рано? Почему вы не выучились иностранному языку, ремеслу? Вы жили в ожидании, замкнувшись в своем одиночестве? Это же безумие… – Да, разумеется, – сказала она с определенной долей горечи. – Я могла бы рисовать, лепить горшки, писать поэмы и даже петь. Но я простая женщина. Я использовала время, чтобы смотреть на людей. Я жила в замедленном ритме. Я научилась терпению. – Она добавила, как когда-то в исповедальне, чтобы казаться покорной. – Мне случалось вышивать. – Вышивать? Понятно. Вышивать… Вы вышиваете, как я себе представляю, «настоящие картины». Это то, что говорят в таком случае… И следует ими восхищаться. – Я вышиваю плохо. Неровными стежками, путаю цвета. Я их не могу запомнить. У меня нет ловкости в руках. – Вы годитесь для чего? Он злился, потому что она не защищалась. – Любить. Вот и все! – У вашего мужа есть любовница, если я правильно понял. – Одна? Пять. Десять. Я не знаю сколько. У него были любовницы постоянно, и на юге, где у него квартира. – И вы это терпите? Она хранила молчание. – Садитесь. Жестом он указал на одно из синих кресел. Она села на край сиденья, обтянутого шелком. Она боялась оскорбительных слов. – Мне бы хотелось уйти. Он ее задержал. – Я не имею никакого права обсуждать вашу личную жизнь, Иоланда. Но я не могу понять ваши рассуждения. Я вас спрашиваю, хотите ли вы остаться на некоторое время у меня? Эта комната уютная. Красивая ванная. В ней тоже есть окно на Ааре. Мы можем часто ужинать вне дома. – Но вы не уютный, – сказала она. – Мне нужна нежность. Ласка. Она подумала о Винсенте. Сможет ли она увидеться с ним еще раз? Он сел напротив нее, улыбаясь. – Моя дорогая, – сказал он. – Будем благоразумны. Я покажу вам Швейцарию. Благодаря вам я узнаю что-то новое. Я нахожу вас нежной, – продолжал он. – Очень нежной. Научите меня нежности, покою… Она уже вмешивалась в его жизнь, как свет, проникающий через окна сквозь плохо задернутые занавески. Она поднялась. – Дайте мне подумать… – Вы мне ответите через десять лет, – сказал он. – Мне будет семьдесят пять, когда вы уступите… – Сколько? – спросила она. – Семьдесят пять, по-швейцарски это семьдесят пять. Когда я стану очень старым, мне будет дозволено дотронуться до вас пальцем. – Когда вам будет семьдесят пять, как вы говорите, мне будет лишь шестьдесят восемь. Я буду всегда моложе. Он откровенно смеялся. – Идемте, я вам покажу что-то изумительное. С тех пор как мы встретились в Ивисе, я пытался вас определить как личность. Есть сходство между вами и очень известным персонажем. Вы знаете Прадо… Она стала недоверчивой. Она считала, что Прадо находится в Испании, но не знала, был ли это музей, театр или большой магазин. Неуместное замечание, сделанное ею когда-то по поводу мадам Бовари, заставило ее быть более осмотрительной. – У меня много альбомов по Прадо, – сказал он. Он поднялся и быстро прошел в свой кабинет, подошел к книжному шкафу и достал книгу. – Идите сюда… Он включил лампу и показал Иоланде двойную страницу. На одной из них женщина, лежащая на диване в одежде. На другой – тот же диван, та же женщина, без одежды. – Вот Маха обнаженная и Маха одетая. Присмотритесь к этому лицу. Вы не находите, что есть явное сходство между вами? |