Онлайн книга «Венера в мехах»
– Но мне это совсем не доставляет удовольствия. Меня снова охватило то странное опьянение. – Бей меня! – молил я.– Бей меня, без всякой жалости! Ванда взмахнула хлыстом и два раза ударила меня. – Довольно тебе? – Нет! – Серьезно нет? – Бей меня, прошу тебя, – для меня это наслаждение. – Да, потому что ты отлично знаешь, что это несерьезно, что у меня не хватит духу сделать тебе больно. Мне противна вся эта грубая игра. Если бы я действительно была такой женщиной, которая способна хлестать своего раба, я была бы тебе отвратительна. – Нет, Ванда, нет! Я люблю тебя больше, чем самого себя, я отдаюсь тебе весь, на жизнь и на смерть,– ты в самом деле можешь делать со мной все, что тебе вздумается, по первому безудержному капризу… – Северин! – Топчи меня ногами! – воскликнул я, распростершись перед ней вниз лицом. – Я ненавижу всякую комедию! – нетерпеливо воскликнула Ванда. Наступила жуткая тишина. – Северин, предостерегаю тебя еще раз, в последний раз…– прервала молчание Ванда. – Если любишь меня, будь жестока со мной! – умоляюще проговорил я, подымая глаза на нее. – Если люблю тебя? – протяжно повторила Ванда. – Ну хорошо же! – Она отступила на шаг и оглядела меня с мрачной усмешкой. – Так будь же моим рабом и почувствуй, что значит отдаться всецело в руки женщины! И в тот же миг она наступила ногой на меня. – Ну, раб, нравится тебе это? И взмахнула хлыстом. – Встань! Я хотел встать на ноги. – Не так! – приказала она. – На колени! Я повиновался, и она начала хлестать меня. Удары – частые, сильные – быстро сыпались мне на спину, на руки, каждый врезывался мне в тело, и оно ныло от жгучей боли, но боль приводила меня в восторг, потому что мне причиняла ее она, которую я боготворил, за которую во всякую минуту готов был отдать жизнь. Она остановилась. – Я начинаю находить в этом удовольствие, – заговорила она. – На сегодня довольно, но мной овладевает дьявольское любопытство – посмотреть, насколько хватит твоих сил… жестокое желание – видеть, как ты трепещешь под ударами моего хлыста, как извиваешься… потом услышать твои стоны и жалобы… и мольбы о пощаде – и все хлестать, хлестать, пока ты не лишишься чувств. Ты разбудил опасные наклонности в моей душе. Ну, а теперь вставай. Я схватил ее руку, чтобы прижаться к ней губами. – Что за дерзость! Она оттолкнула меня ногой от себя. – Прочь с глаз моих, раб! Как в лихорадке, проспал я в смутных снах всю ночь. Едва светало, когда я проснулся. Что случилось в действительности из того, что проносится в моем воспоминании? Что было и что я только видел во сне? Меня хлестали, это несомненно – я еще чувствую боль от каждого удара, я могу сосчитать жгучие красные полосы на своем теле. И хлестала меня она! Да, теперь мне все ясно. Моя фантазия стала действительностью. Что же я чувствую? Разочаровало ли меня превращение моей грезы в действительность? Нет! Я только немного устал, но ее жестокость восхищает меня и теперь. О, как я люблю ее, как боготворю ее! Ах, как бледны все эти слова для выражения того, что я к ней чувствую, как я отдался всем существом! Какое это блаженство – быть ее рабом! * * * Она окликает меня с балкона. Я бегу наверх. Она стоит на пороге и дружески протягивает мне руку. – Мне стыдно! – проговорила она, склонившись головой ко мне на грудь, когда я обнимал ее. – Чего стыдно? – Постарайтесь забыть безобразную вчерашнюю сцену, – сказала она дрожащим голосом. – Я исполнила ваш безумный каприз – теперь будемте благоразумны, будем любить друг друга, будем счастливы, а через год я стану вашей женой. – Моей повелительницей! – воскликнул я. – А я – вашим рабом! – Ни слова больше о рабстве, о жестокости, о хлысте… – перебила меня Ванда. – Из всего этого я согласна оставить вам одну только меховую кофточку, не больше. Пойдемте, помогите мне надеть ее. * * * Маленькие бронзовые часы с фигуркой Амура, только что выпустившего стрелу, пробили полночь. Я встал, хотел уйти. Ванда ничего не сказала, только обвила меня руками, увлекла назад на оттоманку и снова начала целовать меня… И так понятен, так убедителен был этот немой язык!.. Но он говорил еще больше, чем я мог осмелиться понять,– такой страстной истомой дышало все существо Ванды, столько неги сладострастья было в полузакрытых, отуманенных глазах ее, в искрах огненного каскада волос под белой пудрой, в шелесте белого и красного атласа, сверкавшего переливами при каждом ее движении, в волнующихся складках горностая, в который она куталась с небрежной грацией. – Ванда, умоляю тебя… – бормотал я, заикаясь, – но ты рассердишься… – Делай со мной что хочешь… – шептала она. – Я хочу, чтобы ты топтала меня ногами… умоляю тебя… иначе я помешаюсь… – Ведь я запретила тебе говорить об этом! – строго воскликнула Ванда. – Или ты неисправим? – Ах, ты не знаешь, как безумно я люблю тебя! Я опустился на колени и зарыл свое пылающее лицо в складках ее платья. – Я думаю, – задумчиво начала Ванда,– что все это безумие твое – одна только демоническая, неудовлетворенная чувственность. Это – болезненное уклонение, свойственное нашей природе. Если бы ты был менее добродетелен, ты был бы совершенно нормален. – Ну сделай же меня нормальным…– пробормотал я. Я перебирал руками ее волосы и искрящийся переливом мех, вздымавшийся и опускавшийся на груди ее, словно освещенная луною волна, и туманивший мне голову. И я целовал ее… Нет! – она меня целовала – так бурно, так исступленно, словно хотела испепелить меня своими поцелуями. Я был как в бреду… сознание я давно потерял, а теперь я совершенно задыхался. Я рванулся от нее. – Что с тобой? – Я страдаю невыразимо… – Страдаешь? – она громко и весело расхохоталась. – Ты смеешься! – простонал я. – О, если бы ты могла понять… Ванда вдруг притихла, взяла руками мою голову, повернула меня к себе и страстно, порывисто прижала меня к груди. – Ванда… – в беспамятстве бормотал я. – Я забыла – тебе ведь страдание приятно! – воскликнула она и снова засмеялась. – Но погоди, я снова вылечу тебя – потерпи! |