Книга Метро 2033. Война кротов, страница 28 – Александр Шакилов

Заговорил Лектор, который шёл в авангарде группы:

— У моих соплеменников было четыре души. Первая — это оккан, вместилище разума, или, проще говоря, сердце и тень. Вторая — оку. Так называют мертвеца, труп и душу его. Оджиджи умирает вместе с физическим телом. Зато эмми — бессмертна.

— У новых христиан на Житомирской система не такая запутанная, — не удержался от комментария Мышка. Он сбросил халат и вновь щеголял в шляпе.

— Это уж точно, — поддакнул мародёру Сайгон. — На Житомирской вообще всё легко и просто: чуть что не так — ты еретик, тебя на виселицу. Знаем, бывали.

— Я — последний из своего народа! Я оку! — вдруг разоткровенничался Лектор.

На сей раз спасатели промолчали. Сайгон лишь подумал, что не надо было африканцам лезть на Святошин. А то жертвовать честного фермера своим ориша [12] — это нормально, а получить по сусалам — уже нет.

— Не печалься, браза. Давай-ка лучше споём гимн Эфиопии! — предложил нигерийцу Че и тут же затянул: — Respect for citizenship is strong in our Ethiopia!..

Заметив, что никто ему не подпевает, растаман попытался изменить репертуар:

— А как насчёт гимна Ямайки? Ну же, друзья, неужели никто не знает гимн Ямайки?! Eternal Father bless our land! Guard us with Thy mighty hand!.. Нет? Никто?!

— Че, дружище, будь добр, потише. — В голосе Фиделя прозвучало сочувствие старому боевому товарищу.

— Фидель, ты только представь, никто не знает гимна Ямайки! О времена, о нравы! Куда катится метро?! Команданте, может, перекур? Червивый сектор позади, а на Шулявскую невмазанным соваться себе дороже.

— Перекур, — поспешно согласился Фидель, будто только и ждал предложения Че.

Растаман тотчас грохнулся на колени, извлёк из-под одежд расшитый бисером мешочек и торжественно провозгласил:

— И возьмет горящих угольев полную кадильницу с жертвенника, который пред лицем Господним, и благовонного мелко истолченного курения полные горсти, и внесет за завесу; и положит курение на огонь пред лицем Господним, и облако курения покроет крышку, которая над ковчегом откровения, дабы ему не умереть! [13]

При этом растаман набивал коноплёй напёрсток, вставленный в горлышко пластиковой бутылки. Согласно надписи на потёртой этикетке, раньше в ёмкости помещалось полтора литра напитка «Тархун». Поднеся к измельчённым листьям зажигалку, Че втянул дым через отверстие у самого дна бутылки.

— Это конопля, я правильно понял? — уточнил Сайгон, когда растаман протянул ему пластик, внутри которого клубилась сизая хмарь.

— Так точно. Мэри Джейн. Марихуана. Ганч. Травка. Как угодно назови, но суть одна — это подарок Джа.

— Но ведь запрещено на всех станциях…

— Даже в Библии написано о траве, а ты — запрещено. Сопляк ты ещё о божьей милости рассуждать. Кстати, в Библии есть и про метро. Вот послушай: «Беззакония ваши, говорит Господь, и вместе беззакония отцов ваших, которые воскуряли фимиам на горах и на холмах поносили Меня; и отмерю в недра их прежние деяния их». [14] В недра вас, кротов эдаких, понял, да? За диарею! Так что смело бери бульбулятор и дуй так, чтобы во лбу у тебя открылся третий глаз, зрящий в суть. Это очень важно там, куда мы направляемся.

Сайгон принял из рук Че бульбулятор — так называлась приспособа для курения, сделанная из бутылки и напёрстка. Едва не уронив «полную кадильницу с жертвенника», он успел затянуться всего дважды, когда по туннелю, отражаясь от стен многократным эхом, прокатился душераздирающий вой.

— Что это? — прошептала Гильза.

— Шулявская рядом, — сказал Че так, будто это всё объясняло.

— А что на Шулявской? — Сайгон передал бульбулятор Фиделю.

Команданте чуть ли не вырвал его из рук фермера и надолго присосался к дыре у дна. В полумраке ярко вспыхнула трава, тлеющая в напёрстке.

— Увидишь, — ответил Че вместо команданте. В голосе его не было и намёка на прежнюю весёлость.

Зато Сайгона смешило происходящее вокруг. Шляпа Мышки и револьверы — ну просто уморительны. А оселедец Байды?! Оборжаться можно, глядя на этот клок волос! Шрамы на лице Лектора, грудь Гильзы, клетчатая рубаха Фиделя и его слегка раскосые глаза — всё это забавляло Сайгона до колик в груди. Он шёл за мародёром, которого кидало из стороны в сторону, и радостно хихикал, прекрасно понимая, что виной тому сладковатый дымок из бульбулятора. Ну и пусть, когда он ещё попробует? Ведь его приключения скоро закончатся. Раз-два — и спасатели нашли проходческий комплекс. Ключ в замок зажигания, лапку на красную кнопку, врубить маршевые двигатели, выйти в стратосферу и отстрелить лишнюю уже ступень! Это если книжкам верить.

— Война — фигня, главное — туннели, новые туннели! — шептал себе под нос Сайгон.

Послезавтра, а то и раньше он примчит на крыльях любви к супруге, обнимет сына и будет жить долго и счастливо, а потом покинет этот мир, будучи старым и очень здоровым. Малой кровью на чужой территории. Вмиг. С лёту. Быстрее быстрого.

Уверенность, вот что переполняло Сайгона.

— Мамочки!!! — вдруг заверещала Гильза так, что фермер едва не оглох.

— Ты чего это? — разволновался он, подбежав к девушке, которая застыла на месте, будто отлитая из чугуна.

От ощущения безграничного счастья не осталось и намёка. Наоборот — Сайгона охватила тревога, колени затряслись. Его знобило. Была уверенность в собственных силах, и нет её.

— Чего ты, Барби? — повторил он, озираясь по сторонам и водя лучом фонаря по полу и стенам.

Остальные спасатели ощетинились оружием.

— Так ведь крыса!!!

— Что? — не понял Сайгон. — Какая ещё?..

— Крыса, говорю, прошмыгнула! — с жаром пояснила Гильза. В одной руке у неё была плошка с коптящим машинным маслом, а во второй она держала ридикюль так, будто собиралась использовать его в качестве оружия массового поражения.

— Крыса… — тупо повторил Сайгон. — Ну крыса, и что?

— Как что?! — возмутилась Гильза. — Терпеть не могу этих сволочей! И пауков ещё! И слизней!

Спасатели дружно рассмеялись. Сайгон, который из-за конопли соображал с конкретной задержкой, моргнул:

— Шутишь?.. Нет? Серьёзно, что ли?

— Да! Серьёзно! — надула губы амазонка.

Сайгон мысленно выругался, помянув родословную девушки.

Это ж надо! Зачали рыжую в метро, поверхности она не видела ни разу и кровью не единожды умывалась. Бой-баба, укусишь — зубы обломаешь. И при этом до истерики боится исконных обитателей Святошинско-Броварской линии! Кому расскажешь — не поверят. Но ведь факт. Очень даже симпатичный такой факт с распущенными волосами…