Онлайн книга «Самая красивая женщина в городе»
|
хоть всю жизнь работай, так ему и сказал. 20 цыплят... Уж Марта знает, как их готовить... А мальчонка этот, срань куриная, сбежал со всеми этими деньгами проклятущими, мальчонка этот... Потом он заорал. Я слышал, как орет огромное число людей, но ни разу не слышал, чтобы орали так. Он поднимался, натягивая ремни, и орал. Ремни чуть не лопались. Вся кровать дребезжала, рев его рикошетом от стен обрушивался на нас. Мужик был в тотальной агонии. Причем, орал не по чуть-чуть. Рев был долгим, он все длился и длился. Потом прекратился. Мы - 8 или десять американцев мужского пола - вытянулись на своих кроватях, наслаждаясь тишиной. Потом он заговорил снова: - Такой славный мальчуган был, мне он понравился. Говорю ему: работай у нас хоть всю жизнь. Он еще шуточки отпускал, приятный такой, обходительный. Я пошел и купил 20 этих цыплят. 20 цыплят. За хорошие выходные можно 200 огрести. А у нас 20 цыплят было. Парнишка меня Полковником Сандерсом звал... Я перегнулся за край кровати и срыгнул глоток крови... На следующий день объявилась медсестра, выцепила меня и помогла перебраться на каталку. Я по-прежнему блевал кровью и был довольно слаб. Она вкатила меня в лифт. Техник встал за свою машину. В живот мне ткнули каким-то острием и сказали стоять. Я чувствовал сильную слабость. - Я слишком слабый, я не могу встать, - ответил я. - Стойте и всё, - сказал техник. - Мне кажется, я не могу, - сказал я. - Стойте спокойно. Я ощутил, как начинаю медленно заваливаться назад. - Я падаю, - сказал я. - Не падайте, - сказал он. - Стойте тихо, - сказала сестра. Я завалился назад. Как резиновый. Когда я ударился об пол, то ничего не почувствовал. Я ощущал только легкость. Возможно, я и был нетяжелым. - Ох, черт побери! - сказал техник. Сестра помогла мне подняться и прислонила к машине, острие по-прежнему упиралось мне в живот. - Я не могу стоять, - сказал я. - Я, наверное, умираю. Я не могу встать. Мне очень жаль, но встать я не могу. - Стойте тихо, - сказал техник, - просто стойте и всё. - Стойте спокойно, - сказала сестра. Я почувствовал, как падаю. И завалился назад. - Простите, - сказал я. - Черт бы вас побрал! - завопил техник. - Я из-за вас две пленки запорол! А эти проклятые пленки денег стоят! - Простите, - сказал я. - Заберите его отсюда, - сказал техник. Сестра помогла мне подняться и снова уложила на каталку. Мыча что-то себе под нос, она вкатила меня в лифт, по-прежнему мыча. Из этого подвала меня действительно забрали и положили в большую палату, очень большую. В ней умирало человек, наверное, 40. Провода к кнопкам были обрезаны, и громадные деревянные двери, толстые деревянные двери, покрытые с обеих сторон листами жести, отделяли нас от медсестер и врачей. На моей кровати закрепили бортики и попросили меня пользоваться подкладным судном, но подкладное судно мне не нравилось, особенно мне не нравилось блевать в него кровью, а еще меньше - срать туда. Если кто-нибудь когда-нибудь изобретет удобное и практичное подкладное судно, врачи и медсестры будут ненавидеть его до скончания веков и еще дольше. Желание посрать у меня не убывало, но получалось не очень. Конечно, давали мне одно молоко, желудок был весь разодран, поэтому отправлять слишком много в жопу у него получалось не очень хорошо. Одна медсестра предложила мне жесткий ростбиф с полупроваренной морковкой и полумятой кортошкой. Я отказался. Я знал, что им просто нужна еще одна свободная кровать. Как бы то ни было, желание посрать не проходило. Странно. Это была уже вторая или третья моя ночь здесь. Я был очень слаб. Мне удалось отстегнуть один бортик и выбраться из кровати. Добрался до сральника и сел там. Я тужился и сидел там, и снова тужился. Потом встал. Ничего. Только небольшой водоворотик крови. Потом у меня в голове закружилась карусель, одной рукой я оперся на стену и стравил полный рот крови. Смыл за собой и вышел. На полдороге к кровати рот мой снова наполнился кровью. Я упал. Уже на полу я еще раз сблевал кровью. Даже не знал, что у людей внутри столько крови. Я выпустил еще глоток. - Сукин ты сын, - заверещал мне со своей кровати какой-то старик, заткнись, дай нам поспать хоть немного. - Прости, товарищ, - смог сказать я и потерял сознание. Медсестра рассердилась. - Ты, сволочь, - сказала она. - Я же сказала тебе не опускать бортики. Жмурики ебаные, не смена от вас, а одно мучение! - А у тебя пизда воняет, - сообщил я ей. - И место тебе в тихуанском борделе. Она подняла мою голову за волосы и вмазала мне по левой щеке, а потом, тыльной стороной - по правой. - Возьми свои слова обратно! - сказала она. - Возьми свои слова обратно! - Флоренс Найтингейл, - сказал я. - Я тебя люблю. Она положила мою голову на место и вышла из палаты. В этой даме чувствовались подлинный дух и пламя; мне это понравилось. Я перекатился в лужу собственной крови, замочив пижаму. Пусть знает. Флоренс Найтингейл вернулась с другой садисткой, они посадили меня на стул и отволокли на нем через всю палату до кровати. - Слишком много шума, будьте вы прокляты! - сказал старик. Он был прав. Они водрузили меня обратно на кровать, и Флоренс поставила бортик на место. - Сукин сын, - сказала она. - Сиди теперь тут, или в следующий раз я на тебя лягу. - Отсоси у меня. - ответил я. - Отсоси перед уходом. Она перегнулась через перильца и посмотрела мне в лицо. У меня очень трагическое лицо. Некоторых теток привлекает. Глаза ее были широко открыты и страстны, и смотрели прямо в мои. Я стянул с себя простыню и поднял подол пижамы. Она плюнула мне в лицо и вышла... Потом передо мной возникла старшая медсестра. - Мистер Буковски, - сказала она, - мы не можем дать вам кровь. У вас нет кровяного кредита. Она улыбнулась. Она сообщала, что мне позволят умереть. - Хорошо, - ответил я. - Вы хотите увидеть священника? - Зачем? - На вашей карте допуска значится, что вы католик. - Я просто так записался. - Почему? - Раньше был. Если писать "нерелигиозен", всегда задают слишком много вопросов. - Вы у нас проходите как католик, мистер Буковски. - Слушайте, мне трудно разговаривать. Я умираю. Ладно, ладно, католик я, пусть будет по-вашему. |