Онлайн книга «Самая красивая женщина в городе»
|
- тут у меня вчера был черный писатель, который сказал, что если бы кожа у него была белой, он бы стал миллионером. - ладно, а как насчет педиков? - некоторые педики пишут довольно неплохо. - как Жене, а? - как Жене. - хуй сосать надо, значит, а? я должен писать о том, как сосут хуй, а? - я этого не говорил. - слушай, чувак, мне только немного рекламы надо. немного рекламы - и я пойду. народ ПОЛЮБИТ меня! им только УВИДЕТЬ надо мои вещи! - послушайте, мистер Бёркетт, мы о деле говорим. если б мы печатали каждого писателя, кто только потребует этого, потому что у него великие вещи, долго бы мы не протянули. приходится выносить суждения. если мы слишком часто будем ошибаться, нам конец. вот так все просто. мы печатаем хорошие произведения, которые продаются, и плохие произведения, которые продаются. мы на рынке. мы не занимаемся благотворительностью и, честно говоря, нас не слишком заботит улучшение души или исправление мира. - но мои вещи ПОЙДУТ, Генри... - "мистер Мэйсон", пожалуйста! только мои друзья... - вы что пытаетесь - ОБОСРАТЬ меня? - слушайте, Бёркетт, вы настырный. настырность у вас выходит здорово. почему б вам не пойти швабрами торговать, или страховками, или чем-нибудь еще? - а что с моими вещами не так? - не получается быть настырным и писать одновременно. это мог только Хемингуэй, а потом даже он забыл, как писать надо. - я в смысле, чувак, что тебе не нравится в моих вещах? в смысле, будь ОПРЕДЕЛЕННЕЕ! не надо мне тут говна никакого вешать про Хемингуэя, чувак! - 1955. - 1955? это в каком смысле? - это в том смысле, что тогда вы были хороши, но иголку заело. вы до сих пор играете 1955 - снова и снова. - черт, да жизнь есть жизнь, и я по-прежнему пишу о ЖИЗНИ, чувак! ничего другого нет! какого дьявола ты мне тут вешаешь? Генри Мэйсон испустил долгий медленный вздох и откинулся на спинку. художники нестерпимо скучны. и близоруки. если у них получалось, они верили в собственное величие, сколь бы плохими они ни были. если у них не получалось, то виноват в этом кто-то другой. не потому, что у них нет таланта; сколько бы они ни воняли, они всегда верили в свой гений. они всегда могли предъявить Ван-Гога, Моцарта или пару дюжин других, кто сошел в могилу до того, как маленькие жопки им отлакировало Славой. однако, на каждого Моцарта приходилось 50.000 несносных идиотов, которые, не переставая, изрыгали гниль. только самые хорошие бросали игру - вроде Рембо или Россини. Бёркетт закурил еще одну сигарету, снова держа перед собой горящую спичку, пока говорил: - слушайте, вы же печатаете Буковски. а он оступился. вы же знаете, что он оступился. признай это, чувак! Буковски же оступился, а? правда? - ну, оступился. - он пишет ГОВНО! - если говно продается, то мы будем его продавать. послушайте, мистер Бёркетт, мы - не единственное издательство. попробовали бы кого-нибудь другого? не принимайте наше суждение и всё. Бёркетт встал. - а толку-то, к чертям собачьим? вы все, парни, одинаковы! вам хорошая литература ни к чему! всему миру ни к чему НАСТОЯЩАЯ литература! да вы человека от мухи навозной отличить не сможете! потому что вы - дохлятина! ДОХЛЯТИНА, слышал? ВЫ ВСЕ, ПИЗДЮКИ, - ДОХЛЯТИНА! ИДИТЕ НА ХУЙ! ИДИТЕ НА ХУЙ! ИДИТЕ НА ХУЙ! ИДИТЕ НА ХУЙ! Бёркетт швырнул тлевшую сигарету на ковер, развернулся, подошел к двери, ГРОХНУЛ ею и исчез. Генри Мэйсон поднялся, подобрал сигарету, положил ее в пепельницу, сел, зажег свою. с такой работой хрена лысого бросишь курить, подумал он. он откинулся на спинку кресла и затянулся: так радостно, что Бёркетт ушел, такие люди просто опасны - абсолютно безумны и злобны - особенно те, кто всегда пишут о ЛЮБВИ, или СЕКСЕ, или УЛУЧШЕНИИ МИРА. господи, господи. он выдохнул. задребезжал интерком. он снял трубку. - к вам некий мистер Эйнсуорт Хокли? - чего ему надо? мы же отправили ему чек за ЗУД В ЯЙЦАХ И АТАСЫ В ОБЩАГЕ. - он говорит, что у него есть новый рассказ. - прекрасно. скажи ему, чтобы оставил у тебя. - он говорит, что еще не написал его. - ладно, пусть план оставит. я посмотрю. - он говорит, что у него нет плана. - так чего ж ему тогда надо? - он хочет поговорить с вами лично. - и ты не можешь от него отделаться? - нет, он только таращится на мои ноги и скалится. - так одерни же юбку, ради Христа! - она слишком короткая. - ладно. зови. вошел Эйнсуорт Хокли. - присаживайтесь, - сказал Мэйсон. Хокли присел. затем подскочил. зажег сигару. Хокли носил с собой десятки сигар. он боялся стать гомосексуалистом. то есть, он не знал, гомосексуалист он или нет, а поэтому постоянно курил сигары, считая, что это - по-мужски и динамично, но все равно сомневался, в каком он лагере. ему казалось, что женщины ему тоже нравятся. такая неразбериха. - послушайте, - сказал Хокли. - я только что сосал 36-дюймовый ХУЙ! гигантский! - послушайте вы, Хокли, мы тут делом занимаемся. я только что от одного психа избавился. вам чего от меня надо? - я хочу у вас отсосать ХУЙ у вас, чувак! ВОТ чего я хочу! - я бы воздержался. в комнате уже висел толстый слой сигарного смога. пыхал Хокли что надо. он вскочил с кресла. походил вокруг. сел. вскочил с кресла. походил вокруг. - я, наверное, схожу с ума, - сказал Эйнсуорт Хокли. - я постоянно думаю о хуе. я раньше жил с этим 14-летним пареньком. огромный ХУЙ! господи. ОГРОМНЫЙ! он однажды его прямо у меня перед носом отбил, никогда этого не забуду! а когда я учился в колледже, там все эти парни по раздевалке ходили, типа крутые такие, знаете? а у одного ЯЙЦА висели до самых КОЛЕН! мы, бывало, звали его ВОЛЕЙБОЛИСТ ГАРРИ. так вот, когда ВОЛЕЙБОЛИСТ ГАРРИ кончал, крошка, это был пиздец ВСЕМУ! как взбитая сметана из пожарного крана хлестала! а когда эта штука высыхала... чувак, по утрам ему приходилось простыню бейсбольной битой выколачивать, шелупонь стряхивать прежде, чем в прачечную отдавать... - вы сумасшедший, Эйнсуорт. - я знаю, я знаю, я вам про то же САМОЕ! хотите сигару? Хокли ткнул ему сигарой прямо в рот. - нет-нет, спасибо. |