
Онлайн книга «Самая красивая женщина в городе»
Мартин беззвучно расплакался, строчки слез побежали вниз, как одичавшие. - У меня дочке пять лет, - сказал один из легавых сзади. - Я б тебя убил и не задумался! - Я ничего не мог сделать, - ответил Мартин, - говорю вам, Господи спаси меня, я ничего не мог с собой сделать... Легавый начал лупасить Мартина по голове дубинкой. Никто его не останавливал. Мартин упал лицом вперед, его рвало кровью и вином, легавый выпрямил его, еще раз шарахнул дубинкой по лицу, поперек рта, вышиб ему почти все передние зубы. Потом, подъезжая к участку, его ненадолго оставили в покое. УБИЙСТВО РАМОНА ВАСКЕСА
[23]
Они позвонили в дверь. Два брата - Линкольн, 23 года, и Эндрю, 17 лет. Он подошел открывать сам. Во какой. Рамон Васкес, старая звезда немого экрана и самого начала звукового кино. Уже за 60, но на вид все такой же изысканный. В те дни, и на экране, и в жизни, волосы его были обильно навазелинены и зачесаны прямо назад, приглажены даже. А длинный тонкий нос, а крохотные усики, а как глубоко заглядывал он дамам в глаза - нет, это было слишком. Его называли "Великим Любовником". Дамочки обмирали при виде его на экране. Ну, "обмирали" - это то, что писали кинокритики. На самом же деле, Рамон Васкес был гомосексуалистом. Теперь волосы его были царственно седы, усы - - чуточку погуще. Стояла промозглая калифорнийская ночь, а дом Рамона располагался в стороне от дороги в холмах. На парнишках были армейские брюки и белые футболки. Оба - мускулистые, довольно симпатичные, с приятными извиняющимися лицами. Говорил из них Линкольн: - Мы читали о вас, мистер Васкес. Простите, что побеспокоили вас, но нас глубоко интересуют голливудские идолы, и мы выяснили, где вы живете, а тут проезжали мимо и не утерпели - позвонили. - А разве здесь не холодно, мальчики? - Да-да, холодно. - Не зайдете внутрь на минуточку? - Нам не хочется вас беспокоить, мы не хотим ничему мешать. - Все в порядке. Заходите же. Я один. Мальчики вошли. Встали посреди комнаты, нелепые, растерянные. - Ах, прошу вас, садитесь! - произнес Рамон. Указал на оттоманку. Мальчики подошли, сели, несколько напряженно. В камине горел огонек. - Я принесу вам что-нибудь согреться. Одну минуточку. Рамон вернулся с хорошим французским вином, открыл бутылку, снова вышел, затем вернулся с 3 охлажденными бокалами. Разлил на троих. - Попробуйте. Очень приятное. Линкольн осушил свой довольно быстро. Эндрю, посмотрев на него, сделал то же самое. Рамон долил. - Вы братья? - Да. - Я так и подумал. - Я - Линкольн. А он - мой младший брат Эндрю. - Ах, да. У Эндрю очень утонченное и чарующее лицо. Задумчивое. И в нем есть что-то чуть-чуть жестокое. Возможно - настолько жестокое, насколько нужно. Хммм, можно попробовать устроить его в кино. Я, знаете ли, по-прежнему каким-то весом обладаю. - А как насчет моего лица, мистер Васкес? - спросил Линкольн. - Не такое утонченное - и более жестокое. Настолько жестокое, что в нем почти звериная красота; вот... это и еще ваше... тело. Простите, но вы сложены, как какая-то чертова обезьяна, которую обрили почти наголо. Однако... вы мне очень нравитесь - вы излучаете... нечто. - Может быть, голод, - произнес Эндрю, впервые раскрыв рот. - Мы только что приехали в город. Из Канзаса. Колеса спустило. Потом полетел проклятый клапан. Все наши деньги сожрали эти шины, да ремонт. Вон он сидит снаружи, "плимут" 56-го года - мы его даже на лом за десять баксов сдать не можем. - Вы голодны? - Еще как! - Так погодите, боже святый, я вам чего-нибудь принесу, я вам что-нибудь приготовлю. А пока - пейте! Рамон исчез в кухне. Линкольн взял бутылку, отхлебнул прямо из горла. Долгим таким глотком. Потом передал ее Эндрю: - Допивай. Только Эндрю опустошил ее, как вернулся Рамон с большим блюдом чищенные и фаршированные оливки; сыр, салями, пастрама, крекеры из белой муки, зеленый лучок, ветчина и яйца со специями. - О, вино! Вы закончили бутылку! Прекрасно! Рамон вышел, вернулся с двумя запотевшими. Откупорил обе. Мальчики накинулись на еду. Много времени это не отняло. Тарелка была чиста. Затем приступили к вину. - Вы знали Богарта? - Ах, так, немножко. - А как насчет Гарбо? - Ну разумеется, не будьте глупенькими. - А как насчет Гейбла? - Шапочное знакомство. - Кэгни? - Кэгни я не знал. Видите ли, большинство тех, кого вы назвали, - из разных эпох. Иногда я убежден, что некоторым из более поздних Звезд в самом деле очень не нравится, что я заработал большую часть моих денег еще до того, как в гонорары стали так глубоко вгрызаться налоги. Но они забывают, что в смысле заработка я никогда не получал их раздутых гонораров. Которые они теперь учатся защищать при помощи своих экспертов по налогам - те показывают им, как эти налоги обойти, реинвестициями и прочим. В любом случае, на приемах и так далее разные эмоции вспыхивают. Они думают, что я богат; я думаю, что богаты они. Нас всех слишком волнуют деньги, слава и власть. У меня же осталось лишь на то, чтобы удобно жить, пока не умру. - Мы о тебе много читали, Рамон, - сказал Линкольн. - Один журналист, нет, два журналиста утверждают, что ты всегда держишь наличкой 5 штук в доме. Как бы на карманные расходы. И по-настоящему ни банкам, ни всей банковской системе не доверяешь. - Не знаю, с чего вы это взяли. Это неправда. - ЭКРАН, - ответил Линкольн, - сентябрьский номер за 1968; ЗВЕЗДЫ ГОЛЛИВУДА, СТАРЫЕ И НОВЫЕ, январский номер, 1969. У нас эти журналы в машине сейчас. |