Книга Мир до и после дня рождения, страница 130 – Лайонел Шрайвер

— Кстати, Джуд, я и тебя поздравляю.

— С чем? — Кажется, Джуд забыла, куда пришла.

— С тем, что тебя номинировали на премию, разумеется.

— Ах, ты об этом, — равнодушно произнесла она. — Ну, моя книга вряд ли победит.

— Почему нет?

— Предчувствие. — Джуд выглядела уставшей. Румянец на щеках смотрелся слишком неестественно, чтобы быть не искусственным. — А у тебя есть шанс. И иллюстрации выполнены умело.

Умело вовсе не означает хорошо. Сдержанная, прохладная оценка воскресила атмосферу конфликта пятилетней давности.

— Вижу, ты занялась компьютерной графикой, — продолжала Джуд.

— Верно, — без тени улыбки кивнула Ирина. — Книга продается на удивление хорошо.

— Я в этом не сомневаюсь. — От каждого слова Джуд веяло прохладой.

— Думаю, нам лучше выпить, — предложила Ирина.

Когда они направились к столу с напитками, она задержала Рэмси.

— Удивлена видеть вас вместе, — тихо сказала она, — особенно после того, что ты сказал мне в «Омене».

— В моем возрасте люди уже слишком утомлены жизнью, чтобы совершать новые ошибки. Лучше остановиться на уже сделанной.

— Но у вас сейчас все в порядке? — Это было похоже на сговор, как и в Борнмуте четыре года назад. — Она выглядит обеспокоенной.

— Ты о том, как она себя ведет? Понимаешь, успех не всегда благотворно сказывается на человеке.

— Тебе лучше знать. Но ты-то сейчас доволен? Ты ведь наконец выиграл титул.

— Помнишь, что я сказал тебе в тот вечер? — Рэмси залпом осушил бокал. — Я никогда не бываю полностью удовлетворен. Стоит получить то, чего долго желал, как оказывается, что появилось и еще что-то, чего тебе не хватает.

Их взгляды встретились.

— И что же это?

Рэмси отвернулся и не ответил.

— Знаешь, — произнес он через некоторое время, — интуиция подсказывает мне, что ты сегодня победишь.

Ему не стоило так говорить.

— Интуиция подсказывает мне, что ты сказал это каждому претенденту, хитрец.

Рэмси не улыбнулся.

— Я же не дамский угодник, тебе ли не знать.

Их взгляды опять встретились, и она, струсив, отвела взгляд.

— Ты читал «Ивана?»

— Я читал.

— И понял?

— И понял.

И, словно желая продемонстрировать, как многое, произнес следующее предложение, которое со стороны могло показаться нелогичным продолжением:

— Ирина, мы с Джуд решили опять пожениться.

Она посмотрела на мыски своих туфель и вновь подняла глаза на Рэмси.

— Полагаю, это очень хорошая новость. — Ей следовало обойтись без этого «полагаю», но она ничего не могла с собой поделать.

— По крайней мере, получу дом в Испании обратно. — У него не хватило сил улыбнуться. — Ты тоже замужем, более или менее. Что еще бедному парню делать. Ты жадничаешь, голубушка. Хочешь попробовать пирог и оставить его нетронутым.

Впервые с вечера его сорок седьмого дня рождения они были так близки к постигшему их тогда искушению. Момент был настолько неловкий, что она с облегчением повернулась, когда услышала за спиной:

— Ирина Галина!

На свете лишь один человек мог произносить это имя без иронии в голосе. Ирина обняла мать с особенной радостью.

— Поздравляю тебя! — сказала по-русски Раиса, хотя ее нарядное малинового цвета платье вносило некоторую путаницу, становилось непонятно, кого в этой семье стоит поздравлять. — А это что за красавец?

— Этот красавец — Рэмси Эктон, мой старый друг. Помнишь, мы с Лоренсом недавно тебе рассказывали. Игрок в снукер.

Ирине пришлось прервать беседу и отойти для представления жюри и прессе, оставив Рэмси знакомиться с буйным русским темпераментом. Раиса так махала руками, что могла бы разметать все блюда с канапе. Она разыграла целое представление о любви к снукеру, не скупясь на льстивые фразы, произносимые с неизменным сильным акцентом. Перед глазами Ирины представало ее возможное будущее, и она внезапно порадовалась тому, что Рэмси принял решение жениться.

Ирина неожиданно разговорилась с мужчиной аристократического вида, чей растерянный взгляд человека, ощущавшего себя не в своей тарелке, вызвал в ней чувство сострадания.

— Я случайно оказался в Нью-Йорке на заседании коллегии, и Джуд Хартфорд пригласила меня присутствовать, — объяснил он с ярким британским акцентом. — Но мадам не удостоила меня и парой слов, а сопровождавший ее парень, что играет в снукер, был непозволительно груб!

— Рэмси был груб? — удивилась Ирина. — Возможно, вы неверно его поняли.

— Мне жаль, мадам, но я понял его даже слишком хорошо. Хорошего вечера, господа. Желаю вам удачи.

Какой приятный мужчина, но что-то здесь не складывается, ведь Рэмси самый вежливый человек на свете. И вот сейчас он направляется к ней.

— Я познакомился с твоей сестрой, — сказал Рэмси. — Эта птичка болтала…

— Нет-нет, птички не могут болтать.

— Ты зануда. Ладно, ворковала без умолку — так лучше? — о том, что «она всего лишь мать и жена», совсем не похожа на свою «знаменитую» сестру. Никогда не встречал такой скромной и одновременно надоедливой женщины. Ой, и потом она ни с того ни с сего начала болтать о том, почему ты не хочешь тоже стать матерью, ворчала, что тебя интересует только работа и поездки по разным странам. Потом она решила, что хорошо, что у тебя нет ребенка, потому что ты точно оставила бы его играть со спичками, а сама бы ушла рисовать очередную ромашку. Она мне так надоела своим трепом.

— А ты что сказал?

— А как ты думаешь? Сказал, что ты милая, добрая, умная и можешь стать прекрасной матерью. Она сразу заткнулась.

Ирина рассмеялась и выпалила, даже забыв подумать:

— Я тебя обожаю!

В следующий момент всех пригласили к столу.

Места для номинантов были за большим центральным столом, но Рэмси и Джуд сидели довольно далеко напротив Ирины и Лоренса. Она не представляла, как Лоренсу это удается; нормальные люди пытаются завести разговор, произнеся что-нибудь безобидное, например: «Ненавижу, когда закуски готовят с таким количеством майонеза!» Он же непонятным образом втянул всех сидящих за столом в дискуссию об администрации Буша. Рэмси политика не интересовала, поэтому Ирине не показалось странным, что он сидит как каменное изваяние. Но удивило то, что Джуд Хартфорд, штудирующая «Телеграф» и ярый сторонник Лейбористской партии, не произнесла ни слова.

Редко подаваемый в отелях ростбиф был восхитительным, жаль, что Рэмси, должно быть, плохо себя чувствовал, ведь он к нему даже не прикоснулся. Поскольку разговор не был поддержан сидящей вдалеке парой, все чувствовали себя немного неловко, но у Рэмси было оправдание. Вполне естественно, что в компании литераторов игрок в снукер чувствовал себя не в своей тарелке и смущался.