Онлайн книга «Шанхай. Любовь подонка»
|
Джейн снова улыбнулась: – Это очень странно для китайцев. Думаю, ни у кого такого имени сейчас нет. Ты откуда? Миновали забитую машинами площадь у ворот. Вошли в кампус. Над центральной аллеей плескались на ветру красные ленты транспарантов. Шумели листья платанов. На парковке для велосипедов царил беспорядок – ветер повалил целый ряд, педали и рули беспомощно торчали вверх. Под мой рассказ о России, Москве, холодах-морозах и президенте-спортсмене мы дошагали до корпусов общежитий. На ногах Джейн были летние босоножки, открывавшие красивый подъем стопы и маленькие пальцы с темным лаком на ногтях. Шла она непринужденно и легко. Тонкая, стройная, прямая, несмотря на дувший нам в лицо ветер. Волосы развевались за ее спиной. Невольно залюбовался походкой Джейн. Не южная развалочка, не кавалерийская раскоряка, не ленивое шарканье, чем так славятся местные девушки. Глядя на нее, я вспомнил москвичек, длинноногих, красивых, но холодных или язвительно-настороженных… Вспомнил питерских девушек, их стремительный бег по ветреному проспекту, в одиночку или вдвоем, держась за руки; корпус наклонен вперед, одна рука непременно у горла или на груди, придерживает воротник пальто, губы подрагивают в замерзшей улыбке… Вспомнил американок мидл-веста, в шортах и безразмерных футболках, с непременным рюкзаком за спиной, болыпегрудых и толстозадых; их уверенный топот по улицам студгородка… «Вся такая воздушная, к поцелуям зовущая…» – вновь чуть не пробормотал я, оценив всю силу таланта классиков. Джейн оказалась студенткой первого курса факультета английского языка. – Вот тут я живу! – махнула она рукой в сторону неказистой шестиэтажки, где каждый второй балкон был увешан женским бельем. – А я – там! Показал вперед, на гнущиеся под ветром кипарисы. – Дом для иностранцев-преподавателей. Близко, в общем. Джейн порылась в сумочке. Достала мобильник. Под тонкой «моторолой» на черном ремешке болтался игрушечный мишка размером с ее ладонь. – Как его зовут? – спросил я. Джейн задумалась. – Мм… Его зовут… Пусть будет… Пусть его зовут – Путин. – Не похож. – Как и ты на Мао. – Тоже верно. – Какой у тебя номер? Я сказал. Джейн записала. Нажала клавишу вызова. В моей «нокие» заревел хор немецких солдат. – Русская народная песня, – зачем-то соврал я. Джейн кивнула: – Моя бабушка учила твой язык в школе. Она знает одну вашу песню. «Московский вечер». В детстве я тоже пела ее, но по-китайски. – Можешь спеть? – Не сейчас… – засмеялась. Я внес определившийся номер в «добавка контактировать списком». – Какое у тебя настоящее имя, китайское? Джейн почему-то смутилась. – Самое обычное. Меня по-китайски зовут Ли Мэй. – А ты думаешь, имя Джейн особенное? По-моему, Ли Мэй звучит намного красивее. – У нас у всех на курсе английские имена. Так принято, когда учишь язык. – Знаю. У моих студентов – русские имена. Но мне нравится твое китайское имя. Что значит «мэй»? «Прекрасная», «красивая»? Джейн опять засмеялась: – Нет, всего лишь «цветок сливы». – Цветок сливы – красивый, – убежденно сказал я. – Очень красивый. Как ты. Джейн наклонилась над сумкой, спрятав глаза под челкой, и принялась суетливо запихивать телефон внутрь. Медведь Путин запутался вокруг ремешка, и никак не хотел пролезать. – Мне действительно пора… – чуть слышно сказала Джейн-Ли Мэй. Посмотрела куда-то в сторону. Я стоял перед ней, мысленно проклиная некстати подавшего голос внутреннего Собакевича. С комплиментами у меня всегда были проблемы… – Только, пожалуйста, не говори «было приятно с тобой познакомиться!» – почти взмолился я. – Не знаю, почему, но звучит как «иди ты к черту!» Ли Мэй посмотрела удивленно. – Конечно, нет. А что тогда тебе сказать? – Ну… Скажи – «увидимся!» – Увидимся! – легко кивнула Ли Мэй. – Бай-бай! Забежала на крыльцо общежития. Скрылась за темным стеклом. Дверь сверкнула солнечным бликом. Я остался один. Вокруг сновало множество людей. Кто-то входил, кто-то выходил из общаги. Целые группы студентов тянулись к огромному зданию столовой. Близилось время ужина. С тягостным отчаянием я осознал себя вдруг совершенно одиноким, чужим. Осознал настолько остро, что захотелось немедленно выпить. Напиться в зюзю. Из горла, до пьяных сопель и приступа жалости к самому себе. Потряс головой. Отогнал заползающий в душу соблазн. Огляделся. Пусть я – просто гость, не понимающий языка, не знающий обычаев. Не умеющий общаться с другими людьми. Амбал-невротик, накрепко застрявший в прошедшем времени, пасующий перед будущим и невидящий настоящего. Пусть. Но я хочу попробовать жить по-другому! Жаль, никто не поможет… Я задрал голову. Ветер, наконец, расправился с так и не вызревшей тучей, расшвырял ее лохмотья по небосклону. Вечернее солнце заливало кампус мягким закатным светом. «Nokia» в моей руке коротко пиликнула. Я взглянул на экран. «От: Ли Мэй». Сердце – второй раз за сегодня – гулко екнуло. От волнения не сразу смог разобрать коротенькое сообщение. Прочитал его и шепотом повторил: «Ты забавный!» Едва сдержался, чтобы не крутануться на месте, не подпрыгнуть на глазах у всего общежития с несуразным криком: «Йессс!». Медленно выдохнул воздух и негромко сказал: «Да!». Подставив ветру лицо, я шел домой широким, упругим шагом, всем телом ощущая новизну жизни. В движениях ног и рук, даже в поворотах головы – чувствовал другую, новую энергию, мощную, волнующую и безмерно-радостную. Я остановился на мостике через ручей. Над городом по-прежнему властвовал ветер. Мне показалось, что я и есть этот ветер. Я мысленно взлетал над кварталами и видел, как выгибаются парусами развешенные простыни и одеяла, как покачиваются при входе в ресторан красные пузатые фонарики, как распахиваются узкие рамы окон – в похожих на большие казармы домах, и сыплются вниз, звеня, осколки стекол; гнал рябь по мусорным волнам коричневой Хуанпу; взметал ввысь угольную пыль, подхваченную с ползущих по реке длинных барж, и сорванные бейсболки стареньких японцев, семенящих за гидом с желтым флажком в руках; выгибал спицы и вырывал из рук принаряженных барышень цветастые зонтики; слушал, как звонко хлопают рукава и брючины туристов, облепивших борт теплохода, как гудят пролеты телебашни и потрескивают под напором воздуха стекла высоченного Цзиньмао; пролетал над длинным бетонным серпом набережной, мимо памятника круглолицему толстяку-коротышке – первому мэру города; кружил над гранитными стелами памятника героям страны; проносился над российским консульством с трепещущим триколором на куполообразной крыше; врывался в уютный Сад радости; шумя листвой, облетал воздушную крышу чайной посреди маленького озера и огибал «драконьи стены»; вклинивался в теснины Старого города; разгонял бензиновый чад и несся, несся над торговыми улицами, парками, стадионами, трущобами и новостройками – вперед и дальше… |