Онлайн книга «Румбо»
|
— Елдомкрат. Вы находитесь в центральной нервно-распределительной клинике. Вас доставил к нам ваш друг Ергодыч… Ергодыч Залупигной. Припоминаете такого? Вам стало плохо в циркульном перемещателе… припоминаете? — Определённо. — Так вот, с тех пор вы не приходили в себя. А сейчас у вас налицо улучшение. Помимо лобных анализов это ясно читается по трезвому взору, которым вы смотрите сейчас на меня, и мою помощницу № ВВ05350150. Я распорядился, чтобы принесли дозу: после восстановления от циркульной контузии организм настойчиво потребует подпитки. — Понимаете ли, доктор… у меня только что было ощущение, то есть, своего рода глюк… и в этом глюке вас звали Ефимом… а вашу помощницу… — Не стоит рассказывать это вслух! — перебивает меня @, — ваши глюки — ваше личное дело. Здесь же встаёт вопрос о делах 0бщины. Я смотрю на Мамочку, затем на свёрток фольги на подносе, выезжающий из распределителя пневмо-подачи. Надо поверить в себя. Поверить в собственные силы. Смотрю на поднос: треугольный амулет е-льда, электрод и колба «о-п» из тяжелых солей и сукровицы. — То есть, что значит, позвольте спросить, 0бщинных? — я впрыскиваю себе 8 точек «о-п», отодвигаю поднос, вертикалю туловище, сканирую торчащие из запястий трубки. (Я, я, — повсюду здесь один я, — другого не ищите! — взрывается в мозгу генерирующий поток мыслеформы.) — Молотишь сурьму? Шелестишь? — сверлит Мамочка. — Принимая во внимание, что вы находились вне сознания около двух лунных фаз, — с вялой торжественностью объявляет доктор, — вы не имели возможности исполнить предписанный вам поцелуй Паяла… …Ах, вон они о чём!.. Я хочу встать, но @ делает решительный жест в мою сторону: — Мы предъявили вашу опись sанитарной sлужбе — прошу вас, присядьте. С сожалением вынужден сообщить, что данное обстоятельство, хотя и принято в реестр приемлемых выводов, но в целом, при учёте разброса по весам в остальных показателях, как то: бороздистость, чебохто-бохто, сопротивляемость жилы, устойчивость к стрессу, пугливость, пронырливость… и ещё рядом сопутствующих… комиссия, в общем, однозначно склонилась к решению подвергнуть вас переплавке. — Но… — Комиссия приняла во внимание смягчающие обстоятельства, и вынесла вердикт о переплавке под общим наркозом. Вы ничего не почувствуете. Вас усыпят, как homo перед изъятием органов. — Я имею границы опротестовать решение комиссии? — с надеждой корочу капиллярами. — Только постфактум. Это решение разряда АА+. Усыпитель уже поступает по катетерам. — Ах, вы… — я дёргаюсь, вырываюсь, бью доктора формой застывшей ладони — ответный лязг подобен треску лопнувшей рессоры, — я прорываюсь и лечу наугад… Сейчас голова пуста. Сердце гонит волну. Что-то сугубо личное, выстраданное долгим как дельфинья елда путём проб и ошибок. Желтоватый туман вокруг меня. Степь в низко постеленном желтом тумане. Сбавляю темп и плыву навстречу возвышающейся впереди постройке. Это платформа на сваях. И на платформе — нечто вроде цистерны. Deja-vu? Это было со мной недавно, хотя временами я готов поклясться, что видел лишь навязчивый сон. Неужели окружающее меня сейчас и есть мой реальный вторичный подуровень?! Я втягиваюсь по жирному стержню, опрокидываю люк и врастаю в помещение. Вижу вокруг себя стены: узкие стены. Вытянутое помещение: как обрубок коридора. Обрубок. Передо мной Дрозд. Он заглядывает мне в глаза и произносит: — Эй, ты очнулся? <Это он мне… вы поняли?> Эхо в ушах. И постепенно начинаю понимать, что произошло. Мамочка льнёт к Ефиму, потираясь передним контактом. Пару раз они отчётливо искрят. В воздухе запах озона; от электромагнитного всплеска ноют зубы. Мамочка расчехляет панцырь. Мы с Дроздом наблюдаем её е-блок. У Мамочки завидный е-блок. Дрозд расчехляет фольгу и предъявляет рудный калач. У Дрозда солидный калач. Электричество гудит в моей голове причудливым ритмом Ум-ца-ца Ум-ца-ца Ум-ца-ца Ум-ца-ца Яркие голые туловища Дрозда и Мамочки неестественно контрастируют с невыразительной серостью интерьера. Ефим Тимофеевич разворачивает Мамочку, и я вижу, как она вся дрожит, в предвкушении е-блока. Тела с глухим звоном соприкасаются, я наблюдаю рудный калач, ввинчивающийся в е-блок и заставляющий Мамочку вздрагивать, закатывая глаза. Вот он принимается размеренно биться, точно зависнувшая в трансе поршневая система. Мамочка глубоко дышит, жмурится и сжимает пальцы на ногах. От неё идёт сильный запах. Ум-ца-ца Ум-ца-ца Ум-ца-ца — Присоединяйся, — выхлюпывает Дрозд, распространяя угрюмое металлическое зловонье. — Хочу в рот… в рот… — шепчет Мамочка, а я охватываю корень происходящего, ощущая набухающее в стекловолокне жало. Ум-ца-ца Ум-ца-ца Она тянется ротовой помпой к zалупе. По телу волнообразно расходится приятная щекотка. Щекотка исходит словно бы от раздражающего предмета в заднем проходе, захватывает и постепенно становится как бы на грани переносимого. Ум-ца-ца Ум-ца-ца В момент ясного осознания, что всё это неминуемо должно как-то разрешиться — в этот самый момент несдерживаемое спазмирующей мышцей семя устремляется вон… Кабель Мамочки красный и липкий. Её гортань издаёт звук, напоминающий трение напильника о вращающийся точильный камень, тело выгибается и вздрагивает с неравномерными вспышками. Е-блок пробивает меня и точно крючьями цепня зацепляет на моём сердце щупальца. И начинает душить меня. Душить. Ум-ца-ца Ум-ца-ца — Что же это, — кричу я извергающемуся в глубину нутра Тимофеевичу, — что это за шизопровокация?! Вы изволите совокупляться, а я — непоправимо смущаюсь. Коррозия… — Не сочиняй, какая коррозия… стыд есть эмоциональное преступление. — Уверенно рубит @. — Объясните сначала, почему я изволил здесь оказаться? Что это за переплавка такая, ёб-вашу мать? Мы уже в третий раз встречаемся, перед этим вы были доктором @, а сейчас — снова Ефим Тимофеевич. И всякий раз я влезаю в этот бак и лечу по степи, весь в лимонных испарениях. Имею ощущение зацикленности. |