Книга Поколение свиней, страница 87 – Хантер С. Томпсон

— Дилли — отличный водитель, — сказал я. — Всю дорогу до аэропорта мы можем спать.

Это были последние спокойные слова, которые я произнес за десять часов. Поездка стала нормальной еще до того, как мы вышли из дома. Около часа ночи я услышал шум большой машины у подъезда, а потом стук в дверь.

— Входи, Дилли! — закричал я. — Мы уже готовы.

В темноте раздался странный смешок, потом хлопнула входная дверь, и в кухню вприпрыжку вбежал костлявый мужик с диким взглядом.

— Всем привет, — сказал он. — Меня зовут Эрл. Дилли не смог приехать. Ему пришлось отправиться в Теллурид на концерт «Дэд», так что он одолжил мне свое такси.

На его лице засияла безумная ухмылка: он протянул мне руку, потом обнял Марию и поцеловал ее в лоб.

— Чудесно, чудесно, — сказал он. — Дилли говорил, что вы хорошие ребята. Доберемся как надо.

Вот черт, подумал я. Он одет в черную майку «Харлей-Дэвидсон» и тяжелые мотоциклетные ботинки — не самая подходящая обувь для работы на педалях на узкой ветреной дороге через перевал, которая поднимается на 12 тысяч футов вверх и всегда покрыта снегом.

Но у нас не было выбора. Самолет в Нью-Йорк улетал в 6:30, времени искать другого водителя не было. Когда я предложил Эрлу пива, он сказал, что предпочел бы водку.

— За рулем она лучше, — сказал он. — Не так сильно пахнет.

Когда мы вышли из дома, была уже половина второго. Эрл вел машину жестко, с визгом проезжая повороты. До вершины перевала мы добрались без происшествий — и тут начались проблемы.

Эрл хотел остановиться на минутку и заехал на темную стоянку.

— За меня не беспокойтесь, — успокоил он нас. — Я совсем не хочу спать. Прямо перед отъездом я съел дюжину «вайвернов» [98] и чувствую себя все лучше и лучше.

Я же почувствовал себя хуже. Эрл постоянно отпивал водку из бутылки, которую хранил под передним сидением. Его глаза были как черные дыры в космосе, и он непрерывно бормотал cebe под нос, пока вел, и поворачивался к нам с каждой новой идеей.

— В Аризоне меня первого арестовали за хранение ЛСД, — сказал он как-то. — Судья был другом нашей семьи, так что вместо тюрьмы он отправил меня в приют для душевнобольных.

А теперь, на вершине темного и пустого перевала он неожиданно переключился на задний ход и подъехал задом к краю, к морю грязи.

— Матерь Божья! — закричал он. — Никогда так раньше не ездил! Как она умудрилась переключиться?

Колеса беспомощно вращались, погружаясь все глубже и глубже в покрытую лишайниками грязь. Около трех мы остановили проходящий автобус, набитый туристами из Техаса, и дали водителю сто долларов, чтобы он вытащил нас из грязи… Я посмотрел на часы и понял, что мы никак не попадем на самолет в 6:30, но Эрл сказал, мол, никаких проблем.

— Утром в Нью-Йорк летит полно самолетов, — радостно сказал он. — Все, что от меня теперь требуется, — лететь, как летучая мышь из ада.

Это он и сделал — часто прикладываясь к большой бутылке водки, которую зажал между колен, и к маленькой черной баночке, которая висела у него на шее на цепочке.

Однажды, в Лидвилле, мы остановились заправиться, и Эрлу пришлось оторвать крышку бензобака гвоздодером, потому что Дилли не дал ему ключи. Потом он открыл молотком капот, чтобы проверить масло. Женщина из «Квикмарта» угрожала вызвать полицию, но успокоилась, когда я дал ей стодолларовую банкноту.

В 7:15 мы провизжали по пандусу аэропорта. Мария бросилась внутрь, чтобы найти другой рейс на Нью-Йорк, пока я разгружал сумки, а Эрл ввязался в мерзкую драку с местным грузчиком.

— Этот мужик смеялся надо мной, — объяснил он потом. — Пришлось его побить.

Охрана аэропорта уволокла его в клетку, и тут Мария вернулась, вся в слезах, и доложила, что на Нью-Йорк нет мест до шести или семи.

— Пятница, — сказала она. — Заполнен даже список ожидания.

Все было безнадежно. Нет мест до Нью-Йорка или хотя бы до Ньюарка — нет паспортов, нет паспортов — нет и полета в Шотландию. Пьяные байкеры затопчут Ральфа, как лягушку, чего он и боялся, — а мы не можем даже найти места на самолет обратно в Аспен… Мы застряли в денверском аэропорту, с Эрлом на шее, которого забрали бы в тюрьму, если бы я не отдал охране еще три стодолларовых купюры.

— Спасибо, мужик, — сказал он. — Меня освободили условно, мне нельзя попадаться. Давай выбираться из этой чертовой дыры. Мы можем быть дома к полудню — но мне надо остановиться у дома Роберто, у меня там небольшое дельце.

— Что? — закричал я. — Ты, обожравшаяся наркотой свинья!

Он глуповато хихикнул и дрожащими руками начал загружать в машину наш багаж. Шутки кончились. У нас не было выбора. Эрл без конца бормотал, пока мы забирались назад в покалеченное такси, — а потом он выжал сцепление, и мы с ревом покатили к Роберто.

17 августа 1987 года

— А склизких тварей миллион

Живет; а с ними я.

Сэм Кольридж. «Поэма о Старом Моряке»

Политическая машина на прошлой неделе скатилась в очередную череду колдобин. Сорвавшаяся чугунная чушка жутко щелкает и скрежещет — катится, куда не надо, плохие зубья с кривыми краями не сцепляются, не схватывают и не держат ничего, а вместо оси — Великий Столб Дурости. Именно его используют политики, черную быструю дорогу вниз — но не полированную медь, по которой соскальзывают пожарные, когда звонит колокол.

Нет, этот столб — другой. Он темный, как подводный трубопровод, скользкий от человеческого жира, исчерченный длинными царапинами и отметинами зубов, и если долго на него смотреть, в душе рождается трепет. Отчаянные храбрецы борются изо всех сил, но соскальзывают с этого столба, и только некоторые умудряются подняться. Этот столб похож на волшебный бобовый стебель с огромным длинным корнем.

La bas. В бездну. Туда, где чудовища слепы, и обреченные кричат всю ночь. Там внизу — Спиро Агню, и скоро к нему присоединится Ричард Никсон… Там же Линдон Ларош, Джим и Тэмми, Майкл Дивер, Патрик Грей и, может быть, Гэри Харт…

Там есть и старожилы: Босс Твид, Филипп Нолан, Джо Мак-карти, Мартин Борман, Калигула, адмирал Того, Джеймс Хоффа [99] и целая толпа мутантов и зомби, таких, как Папа Док, Губерт Хэмфри и Улисс С. Грант.

Это специальный вид ада для падших навечно политиков. Имя этому племени — Бесстыдники, они — порочные таланты, нечасто проявляющие себя; парни, которые могут ползти так низко и так долго, что даже Томас Эдисон вряд ли может себе это представить.