Книга Низость, страница 29 – Хелен Уолш

— ГОСПОДИ БОЖЕ МОЙ, Милли! Какого черты ты тут шутки шутишь? Ты ж их до инфаркта доведешь!

Она демонстративно обсасывает палец и приступает к массированию своего левого соска.

— Тут же везде камеры. Быстро оденься.

Я тянусь за газетой, хватаю ее с заднего сиденья и набрасываю ей на сиськи. Она отбрасывает ее, и мы немного боремся, пока я пытаюсь подобрать с пола ее джемпер. Локтем задеваю воздушку. Автобус проползает вперед.

Все вылупились на нас. Море из перепуганных рож и тычущих пальцев. И как будто этого недостаточно, она освобождается от ремня безопасности и совершает телом ряд маневров, в итоге которых ее груди плотно прижимаются к окну.

Я смотрю в другую сторону, повернув голову к правому плечу, так что чуть не выворачиваю шею, и морда упирается в подмышку. Пробка на нашем участке смешалась на несколько дюймов вперед. Я останавливаюсь посреди смертоубийственного бибиканья и жду, чтобы открылся следующий проезд. Ни одна сука нас не пропускает. У меня есть два варианта. Одинаково мучительные. Еще постоять, дождаться, пока окончательно проедет автобус и терпеть праведный гнев позади стоящих водил, либо продолжать двигаться вперед бок в бок с автобусом, рискуя угодить на первые страницы завтрашнего «Эхо». Можете себе представить. Пенсионер погиб в результате шока от непристойного обнажения. Энн Мэри на хуй нас убьет. Выбираю стоять.

— Шоу на хуй кончилось. Хорош придуриваться и надевай свой свитер. Либо я схожу на следующей остановке.

Она сидит как сидела, упрямая, реально довольная учиненным ею скандалом. Водила позади нас начинает показывать дикие дрочащие жесты со скоростью сто миль в час. У меня лопается терпение. Быстро. Из-за Милли, но еще больше из-за мудозвона сзади нас. Наконец приоткрывается пространство к следующему проезду, между фурой и красной «Корсой». Я проталкиваюсь и у тетки в «Корее» судорогой сводит лицо. Игнорирую ее. Реально рад, что грузовик впереди скрыл нас от посторонних глаз. Этих лиц, ё. Несчастных стареньких лиц.

К тому времени, как я очухиваюсь от перенесенного испытания, Милли успела натянуть свитер и вновь занялась перекатыванием воздуха за щеками.

— Ну и на хуй ты все это устроила?

Она пожимает плечами, фыркает и вдруг заявляет:

— Я улыбнулась той пожилой паре, а они на хуй не обратили на меня внимания.

— А вдруг они слепые как, Господи ты Боже мой!

— Тогда бы они ничего не увидели, разве не так?

Нам требуется время, чтоб врубиться в юмор ситуации, но едва мы переехали через мост и разогнались по спуску, который ведет к М56, я могу только смеяться над собой. Ниибацца рожа у той с синими патлами, ё!

Когда мы углубились в пригород, Милли устала резвиться, и я беру под свой контроль разговор, направляя его в более серьезное русло.

— Как твоя учеба и все такое? — спрашиваю, понимая, что лезу в запретную для обсуждения зону. Она реагирует очередным подростковым передергиванием плечами. Искоса смотрю на нее и пробую читать ее мысли по наклону ее головы и движению губ.

— Как твой маленький чердак переваривает напряги последнего года?

— Нормально вроде.

— Ты была ниибацца ненормальная, когда получала эти отличные оценки, понимаешь. Причину снижения числа этих волос, по-моему, следует искать в событиях той весны.

— Знаю, — улыбается она, — Но я была ненормальной, потому что я действительно хотела заработать те отметки. Хотела поступить в универ.

— А почему новизна ощущений притупилась? Она хмурится и качает головой.

— Ой, Джеми, брось занудствовать, не надо опять сворачивать на ту же дорогу.

Пытаюсь объехать тему, но ничего не могу с собой поделать.

— Я не, я не начинаю. Просто ниибацца идиотизм, Милли, бросать все, когда ты так близко к окончанию. Ты даже не понимаешь, как легко тебе это досталось, ты…

— Джеми, ты обещал не начинать, нет? Зачем ты пытаешься испортить нам вечер?

Теперь в ее голосе злость, и я жалею, что не удержал на замке свою болтливую пасть.

— Извиняй, дитенок.

Я пожимаю ей плечо — такое худенькое и хрупкое. Она вздыхает, кладет одну ногу на другую, потом ее убирает.

— Но ты даже близко не догоняешь, Джеми. Ты заехал немного немного-немного не туда. В смысле, мне бы не следовало оправдываться — не перед моим лучшим другом, но ты должен знать, что мне не следовало учиться на этом курсе. Чем бы я хотела заниматься … чем мне следовало заниматься…

Она мнется, фыркает.

— Чем мне следовало заниматься это, так это социологией.

— Изучение мозгов и все такое?

— Нет! — восклицает она. — Это психология. Приподнимаю бровь и ухмыляюсь, чтоб она поняла, что я ее подкалываю и все такое.

— Я имею в виду, большую часть этой теоретической мертвечины преподают самовлюбленные старые суки, которые сидят на своей жопе и типа её исследуют. Запрутся в непроветренном кабинете, проедают огромные суммы грантов и пережевывают чужую работу. Насколько я могу судить, вот так происходит. Но есть и такие, понимаешь, кто любит эту специальность до опизденения, талантливые до хреначки. Есть один чел, правильно, так он убил шестнадцать лет на исследование привычек доггеров. Ты бы видел его дисер. Башню сносит.

— На наш взгляд, он отъехавший, что пиздец. Она нежно подталкивает нас локтем.

— Ну и почему ты туда не пошла? — любопытствую я.

— Папа.

— Что, он хотел, чтоб ты изучала чего-нибудь более академическое?

— Нет! В Ливерпуле это же папин предмет, так? Он же и читает криминологию.

— Ну ладно. По-моему, отличная тема. У тебя все схвачено — поможет с домашней работой, стырит вопросы для экзаменов и все такое.

— Ага, папа и так отслеживает каждый мой шаг. От него житья нету даже сейчас. Кстати, теперь это называется не «домашняя работа», а «задание».

Шлепаю ее по бедру.

— Ну, а где-нибудь еще ты бы могла этим заниматься?

— В Манчестере сильный факультет криминологии.

— И чего же ты туда не поехала? Всякой шушеры в качестве исследовательского материала тебе бы там хватило.

— Папа.

— Ага, ну да, примерно понял, откуда он родом. Он же настоящий красный, старикан Джерри-то. Точно из…

— Дело просто в том, я не могла его бросить, правильно? — перебивает она. — Не после мамы…

Она замолкает и отворачивается к призрачному пейзажу, бегущему за окном. У меня нет слов. Надо было догадаться еще милю назад, что к этому придем.

Воцаряется тишина, разделяющая нас.

Мы закидываемся ешками за полчаса перед нашим прибытием в Лланголлен. На хуя же нас туда поперло, между прочим — немощный городишко, одни сплошные отстойные лавки, занюханые чайные и парочка пассажей, где толкутся сексуально неудовлетворенные местные, но если свернуть на А524 и ехать по ней вверх, прямо до горного хребта Сноудонии, будет паб с видом на озеро — кожаные диваны, настоящие камины, по стенками развешаны барсучьи головы, тонны разливного пива и музыкальный автомат с отличной подборкой старой классики, типа New Order и Ньюмена.